— А вам не кажется, что вы и так уже достаточно…
помогли? Вы отняли у меня Райли! Мало вам?
Я сглатываю комок в горле и очень стараюсь не разреветься.
Ава озабоченно хмурит брови. Ее аура полыхает красивыми
лиловыми отблесками.
— Райли нельзя отнять, она не чья-то собственность. И
она всегда будет с тобой, даже если ты и не сможешь ее видеть.
Ава вновь протягивает ко мне руку, но я не желаю ничего
слушать. И я больше не позволю ей прикасаться ко мне, пусть даже это приносит
облегчение.
— Отстаньте от меня! — говоря я, пятясь
назад. — Оставьте меня в покое и не лезьте в мою жизнь! У нас все было
хорошо, пока вы не появились.
Но Ава не уходит. Стоит и смотрит на меня раздражающе
ласковым, заботливым взглядом.
— Я знаю, как у тебя болит голова, — шепчет она
мягко и успокаивающе. — Совсем необязательно так мучиться, Эвер. Я правда
могу помочь.
И хотя мне очень хочется отдохнуть от шума и боли, я
поворачиваюсь на каблуках и решительно ухожу, Надеюсь, я никогда больше ее не
увижу!
***
— Кто это был? — спрашивает Хейвен, обмакивая
кукурузный чипс в мисочку с острым соусом.
Усаживаюсь рядом с ней и пожимаю плечами.
— Никто.
Я говорю шепотом и морщусь от звука собственного голоса.
— Похожа на гадалку с праздника.
Беру тарелку, которую передает мне Майлз, и пластмассовую
вилку.
— Мы не знали, что ты захочешь, так что взяли всего
понемножку, — говорит Майлз. — Купила сумочку?
Я качаю головой, а зря — от этого болит еще сильнее.
— Слишком дорого.
Жую, прикрывая рот рукой, потому что хруст отдается в висках
острой болью, от которой слезы наворачиваются на глаза.
— А ты купил ту вазу?
Я уже знаю, что не купил, — и не только благодаря
парапсихическим способностям, но и потому, что никакой сумки при нем не видно.
— Не-а. Я просто люблю смотреть, как их
выдувают. — Он смеется, прихлебывая свой напиток.
— Тихо, ребята! Кажется, у меня телефон звонит…
Хойвен роется в битком набитой сумке, которая исполняет роль
кладовки.
— Ну, поскольку у тебя одной за этим столиком вместо
звонка поет Мерилин Мэнсон… — Майлз пожимает плечами.
Он выедает из тако начинку, а саму лепешку оставляет на
тарелке.
— На диете? — спрашиваю я, глядя, как он ковыряет
вилкой еду.
Майлз кивает.
— Если по роли Трейси Тернблад — толстушка, это еще не
значит, что я тоже должен растолстеть.
Я делаю глоток спрайта и смотрю на Хейвен. А увидев
радостное выражение на ее лице, я знаю.
Она отворачивается от нас, прижимает ладонь к уху и говорит
в телефон:
— Боже, а я думала, что ты насовсем пропала! Мы тут
пошли гулять с Майлзом… Да, Эвер тоже здесь… Ага, они оба здесь… Ладно…
Хорошо… — Прикрыв трубку рукой, Хейвен поворачивается к нам. Ее глаза
сияют. — Трина передает вам привет!
Хейвен ждет, что мы тоже скажем «привет». Мы молчим, и она,
скорчив гримасу, вскакивает и отходит в сторону. Слышно, как она говорит в
трубку:
— Они тоже передают привет.
Майлз качает головой.
— Я, вообще-то, не передавал. А ты?
Я пожимаю плечами, перемешивая бобы с рисом.
— Вот ведь беда, — вздыхает он, глядя в спину
Хейвен.
Я чувствую, что он прав, хоть и не совсем понимаю, что он
имеет в виду. В такой толпе духовная энергия бурлит и пузырится, словно большой
космический суп, невозможно вслушаться в чье-то отдельное сознание.
— Ты о чем? — спрашиваю я, щурясь от яркого
солнца.
— А разве не очевидно?
Я пожимаю плечами. В голове пульсирует боль, я ничего уже не
воспринимаю.
— Их дружба… жутковатая какая-то. Ну, одно дело,
обычные девчачьи страсти, а тут… Ничего не понимаю. Страшно за нее.
— Почему страшно?
Я отщипываю кусочек лепешки и вопросительно смотрю на
Майлза.
ОН отодвигает в сторону рис и набрасывается на бобы.
— Я понимаю, звучит ужасно, и поверь, я не хочу тебя
пугать, но… Такое впечатление, что Хейвен становится их адепткой.
Я поднимаю брови.
— Последовательницей, ученицей, клоном, уменьшенной
копией. — Майлз пожимает плечами. — И смотреть на это довольно-таки…
— Жутковато, — подсказываю я.
— Посмотри — она и одевается в стиле Трины, и
контактные линзы купила под цвет ее глаз. Цвет волос, макияж, одежда… Во всем
ей подражает — ну, по крайней мере, старается подражать.
— Это все или есть что-то еще? — спрашиваю я.
Знает Майлз что-нибудь конкретное, или у него просто
предчувствие?
— Тебе мало? — удивляется он.
Я пожимаю плечами и кладу лепешку на тарелку. Мне больше не
хочется есть.
— Строго между нами, вся эта история с татуировкой —
какого черта? — Майлз говорит шепотом и оглядывается — как бы не услышала
Хейвен. — Что она значит? То есть я слышал, что значит рисунок, а вот
какой смысл вкладывают они? Последний писк вампирской моды? Трина ведь на самом
деле не увлекается готикой. Даже не знаю, как назвать ее стиль — шелковые
дамские платья и сумочки в тон туфель. Что это, культ? Какое-нибудь тайное
общество? А про инфекцию даже и не говори. Отвратительно! И не такая уж это
мелочь, между прочим, как думает Хейвен. Может, из-за нее она и заболела.
Смотрю на него, сжав губы, и не знаю, что ответить.
Насколько можно быть откровенной? Сама не понимаю, почему я оберегаю тайны
Деймена. Тайны, которые переводят слово «жутко» на совершенно новый уровень.
Если подумать, его секреты меня вообще не касаются.
Я раздумываю слишком долго — Майлз уже продолжает говорить,
так что на сегодня сейф с секретами останется запертым.
— Все это просто… нездорово, — морщится Майлз.
— Что нездорово? — спрашивает Хейвен, плюхнувшись
на сиденье рядом со мной и бросая мобильник в сумку.
— Руки не мыть после туалета, — отшучивается
Майлз.
— Так вот вы о чем беседуете? — Хейвен
подозрительно смотрит на нас. — Так я и поверила!
— Ну я же тебе говорю — Эвер не дружит с мылом и водой,
а я пытался ее просветить насчет того, что она подвергает себя серьезной
опасности… и всех нас тоже.
Он качает головой, сурово глядя на меня.
Я делаю гримасу, чувствуя, как лицо заливает краска, хоть и
ясно, что он все врет. Хейвен копается в сумке, разгребает какие-то приблудные
тюбики с губной помадой, щипцы для завивки, мятные конфеты, давно утратившие
обертку, и в конце концов находит небольшую серебряную фляжку. Отвинчивает
крышечку и подливает нам в стаканы щедрую порцию прозрачной жидкости без цвета
и запаха.
