— Хотела продемонстрировать тебе, что такое настоящее
одиночество. Чтобы ты увидела, с какой легкостью люди готовы тебя бросить ради
чего-то более увлекательного. Ты одинока, Эвер, у тебя никого нет. Никто тебя
не любит, твоя жалкая жизнь ничего не стоит. Как видишь, я намерена оказать
тебе большую услугу. Хотя не уверена, что ты скажешь мне за это спасибо.
Я смотрю на нее и не понимаю, как у такой удивительной
красавицы может быть настолько уродливая душа. Глядя ей в глаза, делаю
крошечный шажок назад — надеюсь, она не заметит.
«Мы с Дейменом давно уже не вместе. Так иди к нему, и
забудем обо всем — мы больше никогда не встретимся!» — думаю я в надежде
отвлечь Трину.
Она смеется.
— Поверь, как раз ты-то забудешь! К тому же, все не так
просто. Ты ведь не понимаешь, как обстоит дело!
Тут мне возразить нечего.
— Видишь ли, Деймен — мой. И всегда был моим. К
сожалению, постоянно появляешься ты, в очередном дурацком, нудном, бесконечно
повторяющемся перерождении. Из-за твоего упорства на мою долю выпадает задача
выследить тебя и в очередной раз убить.
Она делает шаг вперед, а я отступаю еще на шажок. Окровавленной
ногой наступаю на острый камень и, зажмурив глаза, корчусь от боли.
— По-твоему, это боль? —
издевается Трина. — Погоди, будет тебе боль!
Я отчаянно оглядываюсь в поисках спасения. Делаю еще шаг
назад и, пошатнувшись, чуть не падаю. Рукой касаюсь земли, пальцы смыкаются на
осколке камня. Швыряю осколок Трине в лицо, попадаю в челюсть… Камень вырывает
кусок мяса из щеки.
Трина хохочет. Через дыру в щеке хлещет кровь, выбито два
зуба. Я в ужасе смотрю, как рваная дыра затягивается, возвращая лицу Трины прежнюю
безупречную красоту.
— Всегда одно и то же, — вздыхает
мучительница. — Ну попробуй хоть что-нибудь новенькое, развлеки меня хоть
разок!
Она стоит передо мной, подбоченившись, и насмешливо выгибает
бровь. Я больше не побегу. Не доставлю ей такого удовольствия. К тому же, все,
что она сказала — правда. Моя беспросветная одинокая жизнь действительно
ужасна, да я еще втягиваю в нее всех, с кем соприкасаюсь.
Трина с улыбкой подступает ко мне, и я понимаю, что сейчас
настанет конец. Я закрываю глаза и вспоминаю одну минуту из прошлого, как раз
перед аварией. Тогда я была счастливой и здоровой, и рядом была семья. Я ярко
представила себе все, что физически ощущаю нагретую кожу сиденья под голыми
ногами, чувствую, как хвост Лютика колотит меня по щиколоткам, слышу, как Райли
распевает во всю силу своих легких и при этом чудовищно фальшивит. Вижу маму —
она оборачивается к нам и треплет Райли по коленке. Я вижу папины глаза и
зеркальце заднего вида, его улыбку, понимающую, добрую и веселую…
Я отчаянно держусь за этот миг, лелею его в памяти, заново
переживаю все ощущения, звуки, запахи, чувства, словно я опять оказалась там.
Хочу, чтобы это было последним, что я увижу, прежде чем меня не станет. Тогда я
была по-настоящему счастлива.
Я так погрузилась в воспоминания, что как будто всем ушла
туда, в прошлое, и вдруг слышу, как Трина ахает:
— Какого дьявола?!
Открываю глаза и вижу ее потрясенное лицо. Она разглядывает
меня, разинув рот. Я тоже оглядываю себя: разорванная ночная рубашка снова
стала целой, на ногах не видно крови, на коленках не осталось царапин.
Пошевелив языком, нащупываю полный комплект зубов, а дотронувшись до носа,
понимаю, что и он тоже исцелился. Понятия не имею, что все это значит, но я
знаю, что нужно действовать быстро.
Трина пятится, широко раскрыв глаза, полные вопросов, а я
наступаю на нее, плохо представляя, что за ним последует. Знаю только, что мое
время на исходе. Подойдя к ней вплотную, спрашиваю:
— Ну что, Трина, сыграем в выбор?
Глава 31
Сперва она тупо смотрит на меня, в зеленых глазах —
растерянность и недоверие. Потом, вздернув подбородок, оскаливает зубы. Но я
бросаюсь на нее первой — только бы успеть, сбить ее с ног, пока есть
возможность! И уже в прыжке краем глаза замечаю мягкое золотистое мерцание,
сияющий круг чуть в стороне от нас. Он светится и манит, совсем как в моем сне.
И хотя эти сны насылала Трина, хотя, скорее всего, это ловушка, я не могу
удержаться и сворачиваю к нему.
Падаю сквозь потоки ослепительного света, такого любящего,
такого теплого, такого глубокого… Он успокаивает меня и забирает все мои
страхи. Приземляюсь на лугу, покрытом ярко-зеленой травой, и травинки
поддерживают меня, смягчая падение.
Я смотрю на луг, на цветы, чьи лепестки словно светятся
изнутри, на деревья высотой чуть ли не до неба, ветви которых гнутся под
тяжестью спелых, сочных плодов. Лежу в траве, вбираю в себя все это и невольно
чувствую, что я уже была здесь когда-то.
— Эвер…
Вскакиваю на ноги и принимаю стойку. Я готова к бою! И тут я
вижу, что это Деймен. Я отступаю на шаг. На чьей он, все-таки, стороне?
— Эвер, успокойся! Все хорошо…
Он кивает и, улыбаясь, протягивает руку. Но я не беру
эту руку. Не подействуют на меня его приманки! Отступаю еще дальше и
оглядываюсь, ища глазами Трину.
— Ее здесь нет. — Он не отводит взгляда. —
Здесь только я. Ты в безопасности.
Я не знаю, верить ему или нет. Разве можно его назвать
«безопасным»? Мысленно перебираю возможные линии поведения (признаться, их
немного) и в конце концов спрашиваю:
— Где мы?
На самом деле хочется спросить: «Я умерла?»
— Нет, ты не умерла, — смеется он, прочтя мои
мысли. — Ты — в Летней стране.
Я смотрю на него без проблеска понимания.
— Это… место между мирами. Вроде зала
ожидания. Измерение между измерениями, если угодно.
— Измерение? — прищуриваюсь я.
Слово звучит как иностранное — по крайней мере, когда его
произносит Деймен. Он протягивает ко мне руку, а я отшатываюсь, потому что знаю
— если он дотронется до меня, я вообще соображать перестану.
Он пожимает плечами и жестом приглашает идти за ним по лугу,
где каждый цветочек, каждое дерево, каждая травинка трепещут и качаются,
изгибаясь в бесконечном танце.
— Закрой глаза, — шепчет он.
Я не слушаюсь, и он прибавляет:
— Пожалуйста…
Я закрываю. Наполовину.
— Поверь мне… — Деймен вздыхает. — Один-единственный
раз — поверь.
Ну, верю. Закрыла.
— И что?
— Теперь представь себе что-нибудь.
— Что, например? — спрашиваю я, мгновенно
представив себе большущего слона.
— Представь что-нибудь другое, — говорит
Деймен, — скорее!