Я закрываю глаза и представляю себе, как горячее тело
Деймена прижимается к моему, как шепчут его нежные губы совсем близко от моего
уха, шеи, щеки, его полуоткрытый рот касается моих губ… Чудесное ощущение! Я
держусь за этот образ, за воспоминание о нашей несравненной любви, о нашем
несравненном поцелуе, и шепчу слова, которые держала в себе так долго, которые
боялась произнести — слова, которые вернут мне его.
Я повторяю их снова и снова. Мой голос набирает силу, он уже
наполняет всю комнату.
Но когда я открываю глаза, рядом никого нет.
И я понимаю, что ждала слишком долго.
Глава 37
Я спускаюсь в кухню за мороженым. Конечно, порция сливочного
мороженого не исцелит разбитого сердца, зато поможет хоть немного его утешить.
В обнимку с полукилограммовой упаковкой отправляюсь на поиски ложки и тут же
все роняю, услышан голос:
— Как трогательно, Эвер! Очень, очень трогательно.
Я сгибаюсь пополам — надо же, отбила ногу коробкой
ванильно-миндального! — и ошарашенно смотрю на Трину. Она сидит за
кухонным столом, скрестив ноги, сложив руки на коленях — настоящая леди.
— Как очаровательно ты звала Деймена после того как
нарисовала в своем воображении целомудренную любовную сценку! — Она
смеется, меряя меня взглядом. — Да-да, я по-прежнему вижу все, что у тебя
в голове. Твой убогий ментальный щит? Тоньше, чем Туринская плащаница! Что
касается тебя и Деймена, а также вашей долгой-долгой счастливой жизни… Сама
понимаешь, этого я допустить не могу. Так получилось, что главная цель моего
существования — уничтожить тебя. Между прочим, это все еще в моих силах.
Я пытаюсь сосредоточиться на том, чтобы дышать медленно и
размеренно, очищая свой разум от любых мыслей, которые она могла бы
использовать против меня. Беда в том, что стараться очистить свой разум — все
равно что сказать кому-нибудь: «Не думай о слонах». После этого ни о чем другом
думать не сможешь!
— О слонах? — Трина протяжно вздыхает — низкий,
зловещий звук разносится по комнате. — Боже, что он только в тебе
нашел?! — Она окидывает меня взглядом, полным презрения. — Уж во
всяком случае, не интеллект и не остроту ума, поскольку их пока вовсе не наблюдается.
А твое представление о любовной сцене? Это же Дисней, это телеканал «Для всей
семьи», это так пресно! Позволь тебе напомнить, что Деймен живет на свете не
сколько сотен лет, в том числе застал и шестидесятые, годы свободной любви!
Она укоризненно качает головой.
— Если ты ищешь Деймена, так его здесь нет, —
говорю я в конце концов.
Голос у меня хриплый и скрипучий, как будто им давно не
пользовались.
Трина выгибает бровь.
— Можешь быть уверена, я знаю, где Деймен! Я всегда
знаю, где он.
— Значит, ты его преследуешь?
Я сжимаю губы. Да, ее не следует злить, да что уж там —
терять все равно нечего. Так или иначе, она меня убьет. За тем и пришла.
Скривив губы, она разглядывает свои ногти с безупречным
маникюром.
— Едва ли, — шепчет она.
— Ну, если ты за ним следишь последние триста лет, как
еще это назвать?
— Не триста, а все шестьсот, мерзкая ты маленькая
троллиха, шестьсот лет!
Она гневно сдвигает брови.
Шестьсот лет? Ничего себе!
Трина, поморщившись, встает.
— Вы, смертные, так глупы, так скучны, так
предсказуемы… Вы такие обыкновенные! И при всех своих очевидных недостатках вы
каждый раз вдохновляете Деймена кормить голодных, служить человечеству,
искоренять нищету, спасать китов, бороться за чистоту на улицах, за мир во всем
мире и за вторичную переработку отходов, говорить «нет» наркотикам, алкоголю и
вообще всему, ради чего стоит жить. Одно скучнейшее альтруистическое занятие за
другим! И для чего? Вы хоть чему-нибудь учитесь? Очевидно, не учитесь. Одно
глобальное потепление чего стоит! И все же, и все же, каким-то образом мы с
Дейменом каждый раз преодолеваем все это. Правда, иногда уходит ужасно много
времени на то, чтобы снова превратить его в чувственного, жадного до
наслаждений беспринципного гедониста, каким я его знаю и люблю. И в этот раз,
поверь, все будет точно так же. Ты и опомниться не успеешь, а мы с Дейменом
снова окажемся на вершине мира.
Трина приближается ко мне. Ее улыбка становится шире с
каждым шагом. Трина крадется вдоль барной стойки, словно сиамская кошка.
— Говоря откровенно, Эвер, я не представляю, что ты в
нем нашла. Я сейчас говорю не о том, что видит в нем каждая женщина, а если
смотреть правде в глаза, то и большинство мужчин. Я о другом. Ты постоянно
страдаешь из-за Деймена. Из-за него тебе приходится терпеть адские муки. —
Она качает головой. — Что бы тебе не погибнуть в той автокатастрофе?
Подумать только, ведь я была твердо уверена, что ты мертва, и вдруг узнаю, что
Деймен переехал в Калифорнию, потому что, видите ли, вернул тебя с того света! —
Она снова качает головой. — Казалось бы, за столько сотен лет я могла
научиться терпению. Но, что же делать, я не виновата — просто ты нагоняешь на
меня ужасную скуку.
Она смотрит на меня, а я не реагирую. Я все еще пытаюсь
расшифровать ее слова. Выходит, аварию устроила Трина?
Она смотрит на меня и с досадой корчит гримаску.
— Да, аварию устроила я! Почему тебе все нужно
объяснять? Я напугала оленя, который выскочил перед вашей машиной. Я знала, что
твой отец — слабохарактерный добряк, он с радостью рискнет жизнью всей семьи
ради оленя. Смертные так предсказуемы… Особенно такие вот, серьезные и
правильные, стремящиеся всем делать добро. — Она смеется. — Под конец
все было настолько просто, что даже неинтересно. Имей в виду,
Эвер — на этот раз Деймен не примчится тебя спасать, а я уж
позабочусь о том, чтобы завершить дело.
Я оглядываюсь по сторонам. Найти бы какое-нибудь средство
защиты — да хоть кухонный нож. Стойка с ножами — в другом конце кухни, туда ни
за что не добежать. Я не такая быстрая, как Деймен и Трина. По крайней мере,
мне так кажется, — а проверять уже некогда.
Трина вздыхает.
— Иди, бери свой нож, я не возражаю. — Она смотрит
на усыпанный бриллиантами циферблат наручных часов. — Но все же хотелось
бы наконец начать, с твоего позволения. Обычно я не спешу — люблю позабавиться,
но сегодня Валентинов день, и я планирую поужинать со своим милым дружком, как
только расправлюсь с тобой.
Глаза у нее темнеют, рот кривится. На краткий миг все зло,
что в ней есть, внезапно выходит на поверхность — и так же быстро прячется
обратно. И вновь передо мной безупречная красавица, глаз не отвести.
— Знаешь, до того как появилась ты, — в одном из
своих более ранних воплощений, — я была его единственной настоящей
любовью. А потом ты пришла и отняла его, и это повторялось снова и снова, круг
за кругом.
