Я искоса поглядываю на него, а по телу разливается жар и
пробегают электрические искры — с чего бы это? Можно подумать, меня раньше
никто не брал за руку. Хотя таких ощущений я никогда еще не испытывала. Ничего
даже отдаленно похожего.
— Так что ты слушаешь?
Он улыбается. Улыбка словно предназначена только для меня
одной, и у меня сразу начинают гореть щеки.
— А, да так, просто готишная смесь, это мне собрала моя
подруга, Хейвен. В основном старье восьмидесятых годов — ну, знаешь, там,
«Кьюэ», «Сиуз энд зе Баншиз», «Баухауз»…
Я пожимаю плечами и не могу отвести взгляд: смотрю в его
глаза и никак не пойму, какого же они все-таки цвета.
— Увлекаешься готикой? — Он с сомнением
разглядывает мой длинный белокурый «хвост», синий свитер и чисто умытое лицо
без следа косметики.
— Да нет, не очень. Хейвен увлекается.
Я смеюсь — нервный каркающий смех отскакивает от стен и
режет уши.
— А ты сама? Чем ты увлекаешься?
Он все так же смотрит мне в глаза. Кажется, ему немного
смешно.
Ответить не успеваю — в класс входит мистер Робинс. Щеки у
него раскраснелись, но не от быстрой ходьбы, как думают наши. Деймен
откидывается на спинку стула, а я перевожу дух и натягиваю капюшон, погружаясь
в знакомую ментальную мешанину подросткового ангста, страха перед контрольной,
неприличных фантазий, разбитых надежд мистера Робинса и лихорадочных мыслей
Стейши, Хонор и Крейга: ну что он в ней нашел?!
Глава 5
Когда я появляюсь в столовой, Хейвен и Майлз уже сидят за
нашим обычным столиком. При виде сидящего вместе с ними Деймена меня охватывает
жгучее желание сбежать куда глаза глядят.
— Можешь сесть с нами, но только если пообещаешь не
таращиться на новенького, — веселится Майлз. — Тебе никогда не
говорили, что глазеть невежливо?
Скорчив гримасу, я решительно сажусь на скамью рядом с
Майлзом — пусть все видят, что присутствие Деймена меня нисколечко не волнует.
Пожимаю плечами и разворачиваю пакет с завтраком.
— Я выросла в волчьей стае, как Маугли, что с меня
взять?
— Я вырос в семье трансвестита и автора популярных
романов, — объявляет Майлз, ловко стащив конфетку-драже с
пред-хэллоуинского кекса Хейвен.
Она смеется.
— Прости, дорогой, но это был не ты, а Чандлер из
сериала «Друзья»! А вот я выросла в монастыре. Я была прекрасной
принцессой-вампиркой, меня все любили, обожали, в общем — баловали, как могли.
Я жила в роскошном готическом замке… Вообще не понимаю, как я вдруг оказалась
за этим уродским пластиковым столиком вместе с вами, лузерами. — Потом
кивает Деймену: — А ты где раньше жил?
Он отпивает ярко-красную жидкость из стеклянной бутылки,
смотрит на нас и отвечает:
— Италия, Франция, Англия, Испания, Бельгия, Нью-Йорк,
Новый Орлеан, Орегон, Индия, Нью-Мехико, Египет и еще пара мест мимоходом.
— Прямо скороговорка! — хохочет Хейвен, после чего
сковыривает со своего кекса шарик драже и швыряет и Майлза.
— Эвер жила в Орегоне. — Майлз аккуратно
укладывает драже точно на середину языка и быстро запивает витаминизированной
водой.
Хейвен смотрит на Майлза косо. Она все еще считает, что я —
самое большое препятствие на ее пути к большой и светлой любви, и потому не
хочет, чтобы ко мне лишний раз привлекали внимание.
Деймен улыбается, глядя мне в глаза.
— Где именно?
— В Юджине, — мямлю я, уставившись на сэндвич,
чтобы не смотреть на Деймена.
Как и в классе на уроке, когда Деймен что-нибудь говорит, я
перестаю слышать все остальные звуки. И каждый раз, как встречаюсь с ним
взглядом, меня бросает в жар.
Только что он задел носком сапога мою ногу, а у меня мурашки
по всему телу.
Жуть какая-то.
— Как ты там оказалась?
Деймен наклоняется ко мне, и Хейвен тут же подвигается к
нему поближе.
Я отвожу взгляд, плотно сжимаю губы — привычка, всегда так
делаю, когда нервничаю. Не хочу говорить о прошлой жизни. Какой смысл
пережевывать кровавые подробности? Объяснять, что вся семья погибла по моей
вине, а я вот сумела выжить… В конце концов я отламываю хлебную корочку от
сэндвича и говорю:
— Долго рассказывать.
Чувствую на себе взгляд Деймена — тяжелый, жгучий и
приглашающий какой-то. У меня начинают потеть ладони, бутылка с водой
выскальзывает из рук и падает так быстро, что никак не подхватить. Остается
только тупо ждать, когда меня окатит водой.
Но бутылка даже не успевает удариться о стол — Деймен уже
поймал ее и протягивает мне. Сижу, уставившись на бутылку, лишь бы не смотреть
ему в лицо, и думаю — интересно, кто-нибудь, кроме меня, заметил, как быстро он
двигается? Глазом не уследить.
Тут Майлз начинает расспрашивать про Нью-Йорк, и Хейвен
придвигается к Деймену так тесно, что буквально сидит у него на коленях, а я
перевожу дух, доедаю завтрак и старательно уверяю себя, что мне померещилось.
* * *
Наконец раздается звонок, все хватают рюкзаки и мчатся в
класс. Когда Деймен уже не может услышать, о чем мы говорим, я поворачиваюсь к
друзьям и спрашиваю:
— Как он оказался за нашим столом?
И сама вздрагиваю — таким пронзительным и скандальным стал
мой голос.
— Он хотел сидеть в тени — ну, мы и предложили ему
место. — Майлз пожимает плечами, бросает пустую бутылку в мусорную корзину
и направляется к зданию школы. — Никаких коварных планов. Никто не хотел
тебя специально смущать,
— Вполне можно было обойтись без комментариев насчет
глазения, — бурчу я, хотя сама понимаю, что веду себя глупо и обижаюсь
из-за ерунды.
Мне не хочется говорить о том, что я на самом деле думаю, и
не хочется расстраивать друзей простым, но неприятным вопросом: с чего бы
такому парню, как Деймен, общаться с нами? Нет, серьезно! Его бы приняли в
любую, самую крутую компанию, а он из всей школы выбрал нас, троих неудачников
— почему?
Майлз пожимает плечами.
— Успокойся, он просто решил приколоться. Кстати, вечером
жди нас всех в гости. Я ему сказал, чтобы приходил около восьми.
— Что-что? — У меня глаза лезут на лоб.
А ведь и правда, Хейвен всю перемену рассуждала, что бы ей
надеть, а Майлз волновался, успеет ли нанести на кожу спрей с оттенком загара.
Теперь все встало на свои места.
— Понимаешь, Деймен, как и мы, терпеть не может футбол.
Это выяснилось во время небольшого сеанса вопросов и ответов, который мы
провели как раз перед тем как ты подошла. — Хейвен улыбается и приседает в
реверансе, согнув в стороны коленки, обтянутые чулками-сеточками. — И
поскольку он новенький, никого больше в школе пока не знает, мы и решили, что
захватим его себе. Пусть он дружит только с нами и ни с кем больше.
