— Да.
На сей раз Мартен с Жаннеттой обменялись коротким взглядом.
— Она находила клиентов через интернет? — спросила Жаннетта.
— Да. Я говорила ей, что это опасно, но все всегда проходило нормально. И она продолжала. Надо было мне быть решительней.
У нее по щекам скатились две слезинки.
— Это она мне помогла, когда я только приехала в Париж. Она мне все время помогала. И за квартиру она платила.
Мартен с Жаннеттой обменялись еще одним взглядом. Эту девушку вполне можно привлечь за сводничество. Жаннетта дала себе слово, что не будет вносить в протокол допроса намеки на финансовую помощь, которую старшая сестра оказывала младшей.
— Не представляю, как я без нее буду. Я знаю, кто ее убил, — добавила она.
Мартен и Жаннетта замерли.
— Вы его знаете? — тихо спросила Жаннетта.
— Он заходил в агентство. Мы всегда так делали. Она давала адрес агентства. Я смотрела, что за мужик. Если мне казалось, что нормальный, я давала ему адрес Кристель. Если нет, то делала вид, что ничего не понимаю. Это из-за меня она умерла. Я видела его, но не догадалась. Высокий, красивый… Сволочь. Теперь он и меня убьет, но мне плевать.
— Почему вы думаете, что он вас убьет?
Девушка сунула руку в карман и достала небольшую квадратную коробочку из серебристого металла. Открыла и протянула Жаннетте. Там было зеркальце, к которому прилипло немного пудры.
— Что это? — спросил Мартен.
— Сегодня утром я нашла это у себя в почтовом ящике, под письмами, — сказала девушка.
— Это зеркальце вашей сестры? — поняла Жаннетта.
— Да. И это означает, что он знает, где я живу. Это предупреждение. Я — следующая в списке.
— Не волнуйтесь, мы обеспечим вас охраной, — сказала Жаннетта. — Вы хотите помочь нам его поймать?
— Я бы сердце ему вырвала, — ответила она.
Они передали ее с рук на руки экспертам из команды Билье.
Она поработала с ними над уточнением фоторобота. Оставалось лишь надеяться, что от этого будет польза.
Почему-то Мартен не испытывал той ярости, что обуревала его при двух первых убийствах. Неужели он уже привык? Или это из-за того, что убитая женщина оказалась шлюхой? Он злился на погибшую. Две первые жертвы не подозревали о том, что их ждет. Но третья должна была прочитать газеты и хоть немного поостеречься.
Лучше всего его чувства выразила Жаннетта:
— Мы можем напечатать десятки предупреждений и распространить сотни фотороботов. Все равно люди будут относиться к ним как к автомобильным авариям. Пока сам в нее не попадешь, будешь считать, что это случается только с другими.
У Мартена состоялось долгое совещание с Русселем, посвященное выработке общей стратегии по отношению к прессе. Изображать клоуна перед толпой журналистов Мартен отказывался наотрез, но Руссель настоял на своем. Люди имеют право знать, что происходит, и если руководитель следственной группы прячется от граждан, это выглядит хуже, чем откровенный провал.
В конце концов Мартен согласился с его доводами, особенно когда понял, что его упрямство может обернуться отстранением от расследования. В такие критические моменты, как этот, он переставал быть просто специалистом и волей-неволей превращался в политика.
Вместе с Русселем они решили, о чем стоит информировать общественность, а о чем лучше умолчать.
Мартен изложил ему свою гипотезу насчет убийств-обманок, призванных замаскировать настоящее убийство, и Руссель посмотрел на него так, словно тот свалился с луны.
— Бросьте эти киношные штучки, — заявил он. — Перед нами серийный убийца, и этим все сказано. Вспомните, Мартен, о чем мы с вами говорили после первого же случая. Что ж, дальнейшее показало, что мы были правы…
Мартен молча проглотил это «мы».
Время проведения пресс-конференции было уже назначено. Она проходила в небольшом конференц-зале префектуры за закрытыми дверями. Жаннетта на ней не присутствовала — уехала помогать Оливье. Дышать в помещении было нечем. Начальство рассудило, что в такой обстановке журналисты долго не продержатся.
Среди представителей прессы сидела Марион, и Мартен старательно отводил от нее глаза.
Руссель, не обращая внимания на вспышки фотокамер, коротко поведал заинтересованной публике о том, что объединяло два удавшихся и одно неудавшееся убийство, рассказал, что, несмотря на скудость улик, полиция прочесывает частым гребнем места предполагаемого пребывания преступника, озвучил информацию о красном мотоцикле и пообещал, что уже сегодня к вечеру будет получена уточненная версия фоторобота. О некоторых уликах он умолчал, что являлось стандартной процедурой и позволяло отсечь телефонные звонки вероятных шутников.
Большинство вопросов касались психологического портрета убийцы.
Руссель повернулся к Мартену и представил его собравшимся как руководителя следственной группы. Мартен прочистил горло. Высказывался он крайне осторожно и лишь намекнул на то, что им помогает видный специалист в области криминальной психологии, не назвав Лоретту по имени — из соображений безопасности, как он уточнил.
Марион подняла руку. Мартен мысленно чертыхнулся и посмотрел в другой конец зала, где вздымалась рука другой журналистки.
— Пожалуйста! — своим громким ясным голосом произнесла Марион, не намеренная отступать. — Разве тот факт, что преступник нападает на женщин определенного типа, не может означать, что он замыслил какое-то определенное убийство, а остальные служат ему лишь для маскировки, чтобы все подумали, будто речь идет о серийном убийце?
Головы собратьев по перу дружно повернулись к Марион. Далеко не все из них уловили смысл вопроса.
Спасибо, Марион, сказал про себя Мартен, чувствуя затылком подозрительный взгляд Русселя.
— На данной стадии расследования, — сухо ответил он, — было бы преждевременно выстраивать гипотезы, даже самые соблазнительные.
— Как вы полагаете, он попытается вступить с вами в контакт? — спросил другой журналист.
Он уже пытается, подумал Мартен. Зеркальце. Пятно на лбу. Это его язык. Он начал диалог.
— Насколько мне известно, пока таких попыток не предпринималось, — бесцветным голосом ответил он.
Марион улыбнулась ему, и он понял, что его краткое замешательство от нее не укрылось. Но она не стала задавать новых вопросов.
Вскоре пресс-конференция завершилась, и он выскользнул из зала через заднюю дверь, оставив Русселя в окружении толпы репортеров, надеющихся выжать из него крохи дополнительных сведений.
Он обливался потом, и не только из-за жары. Он признавал право журналистов на информацию, но категорически не желал быть тем, кто эту информацию им предоставляет.