— Так ты что, — изумился Вилл, — этого хочешь?
— Как? Да нет, что ты. То есть я отнюдь не против, но по большому счету мне нужен царь. Абсолютный монарх — это оружие, превосходящее по остроте все творения великого Масамунэ, и я хочу, чтобы это оружие было в руках у меня. Первый же удар, — он взмахнул мечом, — напрочь снесет всю бюрократию, которая мешает Вавилону сделать хоть что-нибудь путное, второй — обезглавит законников. Третий — покончит с предателями, которые по возвращении с фронта распускают зловредные слухи, что война безнадежно завязла и что выиграть ее нельзя. Еще один для подрывных элементов, движимых классовой завистью, для профсоюзов, интеллигенции, пораженцев…
— Наличие у нас законов и юристов, а также правдоговорительниц имеет под собой самые серьезные основания, — заметил Вилл, вставая, — а действие ради действия — это какой-то абсурд. — Он пошел по аллее, и Флориан последовал за ним.
В саду Дворца Листьев росли деревья двенадцати видов: береза, ясень, ива, ольха, боярышник, дуб, остролист, виноград, орешник, плющ, бузина и калина. Само собой, виноград записали в деревья исключительно из уважения к его многим заслугам. В результате этот сад образовывал гримуар, начертанный рунами Алфавита Деревьев, и поэтому для каждого, кто знал эти руны (а таковых в услужении Его Предполагаемого Величества было хоть пруд пруди), в нем содержались все мыслимые пророчества. Далее, в соответствии с квантово-астрологическим законом «как Вверху, так и Внизу» и принципом обратной причинности, любое его предсказание автоматически вызывало предсказанное событие.
— Смотри. — Вилл сорвал с ветки листик бузины и уронил его за парапет. Листик попорхал на ветру, покрутился и быстро исчез из виду. — Я только что вызвал на другом конце мира страшнейшую бурю. А может, смирил землетрясение. Вскоре родится ребенок с двумя лишними пальцами. Предполагавшийся хромым калека останется здоровым. Так или этак — мы не можем этого знать, верно?
— Верно.
— Ну и что же тогда слепо вмешиваться?
— Не слепо, лорд, но смело. — Изящным кошачьим движением Флориан встал в боевую стойку. Неуловимо быстрым взмахом катаны он отрубил нависавший сук березы. Уже на излете лезвие вскользь полоснуло по стволу огромного дуба. Полетели клочья коры. — Тонет корабль! Город объявляет о своем банкротстве! Революционеры предпринимают массированный ракетный обстрел на ранее спокойном участке границы! — На голову Флориана дождем посыпались мелкие ветки, и он торжествующе рассмеялся. — И слава падает с небес!
— Ради милости Семерых! Прекрати! Сейчас же! Ты ведь и сам не знаешь, что делаешь!
— С какой такой стати это должно меня беспокоить? — По лицу и голове Флориана побежали электрические искры. — Для меня любое развитие событий, пусть даже ведущее к моей смерти, предпочтительнее мира и стагнации.
Вилл почувствовал, как вскипает в нем драконья ярость, и привычно ее заглушил.
— Убери катану, — скомандовал он, и меч исчез из руки Флориана, а мгновение спустя исчезли лежавшие на скамейке ножны. — Так значит, — сказал он Флориану, — ты хочешь заменить нашу де-факто демократию верховенством силы. Это не что иное, как примитивнейший анархизм.
— А чем тебе так уж мил наш теперешний режим? Демократия — это тупая скотина, которая только и хочет, чтобы ее оставили в покое, не мешали ей бесконечно жевать свою жвачку и удобрять навозом поля. Она не любит кровь. Она не умеет переносить трудности и боится боли. Только в самых крайних обстоятельствах, понукаемая элитой, может демократия возвыситься до величия, а затем, когда кризис позади, непременно вновь погрязает в трясине бездействия и мелкой коррупции.
— Тебе бы следовало молиться, чтобы я не стал царем. Потому что я никогда не доверюсь таким как ты.
— Нет, мой царь. Только на меня ты и можешь положиться, потому что я перед тобой раскрылся — полностью и без утайки. Ты думаешь, что другие разумнее меня? Или не такие безжалостные? Чушь! Они будут тебе улыбаться, будут льстить тебе и врать, а ты, прекрасно это понимая, будешь теряться в догадках — с какой целью? А я — тигр, и ты меня понимаешь. И когда возникнет нужда, ты непременно обратишься к тому, чьи изъяны видны как на ладони.
— Если так, то в том факте, что я никогда не стану царем, есть и много хорошего. — Вилл привалился к садовому парапету, ощущая лицом теплое усталое дыхание города. Соседние, чуть пониже здания горели тысячами окон. — Я мог бы, — сказал он, почти удивляясь собственному голосу, — прямо здесь и сейчас перепрыгнуть парапет и улететь.
— Ты хочешь сказать, имей ты крылья.
— А даже и без них. Я стал бы свободным. На какое-то время, — мрачно добавил Вилл и повернулся к Флориану. — Я устал и хочу отойти ко сну. Позволяю тебе удалиться.
— Мой повелитель — Флориан поклонился и ушел. Если он при этом и ухмыльнулся, то разве что едва заметно.
А Вилл все смотрел в темноту и думал, и мыслями этими он не стал бы ни с кем делиться. Время шло и шло.
— Сэр? — спросил осторожный голос. — Вам потребуется постелить постель?
— Мотай отсюда на хрен, Ариэль.
Претендент проснулся не сам по себе. Предупреждая, что его пребыванию в царстве снов приходит конец, в голове у него зазвучало пение эльфийских флейт. Затем негромкий почтительный голос сообщил, что наступило утро. Две девушки-якши приподняли его с кровати. Пока они его одевали, пожилой, в красном бархатном кафтане карлик зачитывал ему программу на день.
— …испытание огнем и кипящим маслом. После чего вы будете лично надзирать за установкой новой садовой мебели.
Вилл зевнул и потянулся, заставив якши, державшую наготове парчовый жилет, метнуться вслед за его рукой.
— А это обязательно?
— Как вы, конечно, помните, сэр, это было ваше пожелание. Вы были лично и глубоко вовлечены в разработку дизайна.
— Да, конечно. — Вилл рассеянно поскреб себе живот, отчего очаровательно надула губки вторая якша, которая стояла на коленях, застегивая его клетчатые горские штаны, и должна была теперь опять их расстегнуть, чтобы заправить рубашку. — Продолжай, прошу тебя.
— Затем будет час свободного времени, каковое вы можете использовать, чтобы вздремнуть, либо заняться каким-нибудь легким спортом, либо в образовательных целях.
— Сегодня мне хотелось бы затравить единорога.
Карлик мягко улыбнулся, словно беседуя со своенравным, но, в общем-то, разумным ребенком, который даже не догадывается, насколько прозрачны все его обманы.
— Вряд ли, сэр, на это будет достаточно времени. К тому же в период испытания вам нельзя покидать дворец. Если желаете, можете взять сокола, подняться на крышу и поохотиться оттуда на голубей.
— Но ведь это совсем не то, ты согласен, Эйтри? Пожалуй, я проведу этот час в кунсткамере.
Добрая половина дворца была для Вилла недоступна, потому что там располагались жилые помещения слуг и было бы неудобно вламываться к ним без предварительного извещения. Кроме того, в любой конкретный момент для него была закрыта примерно половина остальных помещений, потому что их чистили, прибирали, ремонтировали или расколдовывали и никак не подобало, чтобы обслуга работала в его присутствии. Было много помещений, которые попросту ему не нравились, и еще больше таких, назначение которых было для него темно и загадочно. Но и того, что оставалось в конечном итоге, хватило бы любому привереде.
