Последнее слово она произнесла с отвращением, будто общепризнанная красота металла ранила ее эстетическое чувство.
– Я думаю, что...
– А ты не думай.
Сэлли ускорила шаги, она почти бежала, слегка касаясь стены пальцем. На неискушенный взгляд Молли стены были бетонными. Но нет, Сэлли сказала, что они из прессованного коралла, выращенного скорее всего искусственно, специально для этих целей. Они миновали несколько открытых дверных проемов, в которых мелькали то заросшая папоротником лужайка, то сводчатый подвал, заставленный вагонами метро и садовыми гномами, то бесконечный ряд офисных шкафов, набитых аккуратно уложенными салатными вилками. Про вилки Молли знала точно, потому что Сэлли заскочила в комнату и сунула нос в несколько ящиков.
Никогда в своей жизни Молли не попадала в более странное место. Не столько город, сколько частный музей какого-то безумного коллекционера.
– Я думаю, – повторила она с нажимом, – что золото просто-напросто наиболее функционально.
Ее отец был инженером-электриком, и она унаследовала от него склонность к логическому мышлению.
– Золото – прекрасный проводник. Река, протекающая через город, несет огромный статический заряд. Может быть, сооружение в целом является своего рода электрическим генератором. Если это действительно так, они получают всю необходимую им энергию «не отходя от кассы».
– А ты не так тупа, как прикидываешься, – нелюбезно отозвалась Сэлли.
Молли прикусила язык. Сэлли явно что-то знала, и следовало выяснить, что именно.
Мимо прошествовали пять Неизменных, не удостоив их ни словом, ни взглядом. Один нес огромный красный гриб в глиняном горшке. Другой тащил обломок этрусской скульптуры. Еще двое неуклюже буксировали красно-белый мотоцикл. Последний держал в руках граммофон из красного дерева и меди. Ничего из того, что видели две женщины, не принадлежало к их будущему. Здания были оборудованы системами, не допускающими подобных просчетов.
Когда Неизменные прошли, Сэлли громко втянула носом воздух.
– Чуешь что-нибудь?
– Нет, ничего.
– Вот и я ничего.
– Ну все, дорогая, – сказала Молли, – хватит. Ты выиграла, ты умная и все такое прочее. Кончай играть в молчанку. Почему ты не можешь просто объяснить мне, в чем дело?
Ей нестерпимо хотелось хорошенько треснуть Сэлли.
– Все данные перед тобой, – самодовольно ответила та. – Сделать выводы смог бы даже студент.
Коридор вильнул и раздвоился. С трудом подавив желание прихлопнуть Сэлли на месте, Молли Герхард выбрала широкий, ведущий вниз проход.
Чем глубже они спускались, тем больше Неизменных, неотличимых друг от друга как рабочие пчелы, попадалось им навстречу. Они были одеты в балахоны, похожие на те, что носят буддистские монахи. Только не оранжевые, а белые. В тусклом коридоре казалось, что ткань светится.
– Они безумно похожи на людей, правда? – внезапно спросила Сэлли.
– Ну... да. Конечно.
На самом деле Молли думала, что они прекрасны и безлики, как ангелы. Это Гриффин, будучи католиком[41]
, придумал такое сравнение. Молли же исповедовала баптизм[42]
. Неизменные пугали ее. Отсутствие в них подозрительности или хотя бы простого любопытства раздражало. Они казались наполненными спокойствием и предопределенностью.
– Я имею в виду, Неизменные должны быть млекопитающими, так? Они явно сродни людям. – Молли заколебалась. – Разве нет?
– Как ты думаешь, сколько их здесь? – вместо ответа спросила Сэлли.
– Здесь, в городе? Что-нибудь около сотни тысяч? Или двух сотен?
– По-моему, – уже открыто насмехаясь, ответила Сэлли, – ответ лежит на поверхности.
Они дошли до участка, где коридор делился на пять ответвлений. Место показалось Молли незнакомым. Она остановилась, пытаясь решить, куда двигаться дальше. Два коридора были слишком узкими, третий вел вниз. Молли прислушалась к четвертому: тишина. В пятом послышались шаги. То что нужно.
– Значит, ты не станешь объяснять? – спросила Молли, когда они спускались. – Тебе приятней морочить мне голову и смеяться, когда я пытаюсь расшифровать твои намеки?
– Ага.
– Начинаю понимать, почему столько людей находят тебя совершенно невозможной.
Сэлли резко остановилась.
– Невозможной? – спросила она. – Что ты имеешь в виду?
Из темноты появился очередной Неизменный, ведя на поводу животное – несомненно, хищное, ростом с крупную лошадь и длиной около пятнадцати футов. У зверя была черная пасть, отвратительная, похожая на гиенью, морда, длинная челюсть, острейшие зубы и тупые поросячьи глазки. Огромная голова повернулась, когда Молли проходила мимо, и та в страхе прижалась к стене. На секунду она представила себя тем, чем видит ее этот громадный хищник: куском мяса. Для него Молли лишь маленькая – на два глотка – обезьянка, легкая закуска, которую он с удовольствием съел бы, если бы не контролирующий его ошейник.
Когда животное прошло, в воздухе повисло сильное зловоние.
– Господи! – воскликнула Молли. – Что это было?
– Эндрюзархус, – нетерпеливо сказала Сэлли. – Поздний эоцен, обитал в Монголии. Самое большое хищное млекопитающее. Он бы мог поедать львов на завтрак.
Сэлли поглядела зверю вслед.
– Правда хорошенький?
– Сомневаюсь. По-моему, он отвратительный.
Заметив, что настроение Сэлли улучшилось, Молли возобновила расспросы:
– Что ты хочешь увидеть? Это как-то связано с Неизменными?
– О да! – Все тот же высокомерный взгляд. – Не скрою, мне понадобилось время, но теперь я их вычислила. Я знаю, кто они такие. И ты узнаешь через несколько минут, если будешь послушной девочкой, идет?
Коридор неожиданно кончился. Они стояли в пещере.
– Мы что, уже пришли?
Они находились в самом сердце Терминал-Сити.
Здесь, глубоко под руслом реки, таился ряд бесконечных дверей. Каждая из них вела в какой-нибудь из выходов временного туннеля, скрывала свое время, свою эпоху. Казалось, здесь собралась вся энергия огромного города-здания, пульсируя так глубоко и низко, что ее биению вторил весь мир. Открываясь и закрываясь, грохотали в темноте ворота туннелей. Шум стоял оглушающий.
Сэлли глубоко вдохнула.
– Уже совсем близко.
Все, что появлялось в этом темном помещении из гранита и стали, пахло по-своему. Бензин и смазочное масло. Креозот и соляной раствор. Шерсть и навоз. Сэлли нюхала их, продвигаясь от двери к двери. Из всего, что проходило через каждую, только Неизменные не имели запаха.
