— Он жив, — прошептала я.
— Ты выпила не так много крови, чтобы сильно навредить ему.
— Отец глянул на меня в первый раз с того момента, как вбежал в беседку. Я
боялась увидеть в его взгляде осуждение или же, учитывая, что я наделала, —
замешательство, но папа был спокоен и вполне доброжелателен. — Тебе нужно
научиться выпивать за один раз около пинты, не больше.
— Тогда почему Лукас потерял сознание?
— Так на них действует укус, — ответила мама. Под «ними» она
подразумевала людей. Обычно она старалась не проводить различий и любила
говорить, что люди — они и есть люди, не важно какие, но сейчас
разграничительная линия между нами была отчетливой, как никогда. — Они
находятся... вроде как под гипнозом или под чарами. Сначала сильно
сопротивляются, а потом впадают в такой транс.
— Кстати, это хорошо, потому что завтра он ничего не
вспомнит. — Папа держал Лукаса за запястье, считая пульс. — Нужно что-нибудь
придумать, чтобы объяснить ему эту рану. Что-нибудь попроще, про несчастный
случай. В той старой беседке есть парочка ненадежных перекладин — одна из них
могла свалиться и ударить его по голове.
— Я не хочу врать Лукасу!
Мама покачала головой:
— Милая, ты всегда понимала, что есть вещи, которые
окружающим лучше не знать.
— Лукас не окружающие!
В отличие от них, мне было известно, что Лукас и так
относился к академии «Вечная ночь» с подозрением. Конечно, правды об этом месте
он не знал, иначе просто никогда не вошел бы в ее парадную дверь, но понимал,
что здесь что-то происходит, что «Вечная ночь» больше чем просто школа. Я
гордилась хорошей интуицией Лукаса, но при этом понимала, что она только все
усложняет.
Но как можно вообще подумать о том, чтобы рассказать ему
правду? «Прости, что я едва не убила тебя вчера ночью»? Я медленно кивнула,
соглашаясь с родителями. Лукас не должен знать, как сильно я его подвела. Он
меня никогда не простит — если вообще поверит, когда я заведу речь о вампирах.
Просто решит, что я сошла с ума.
— Хорошо, — уступила я. — Нам придется врать. Я понимаю.
— Хотела бы и я понять! — решительно сказала миссис Бетани.
Она вошла в спальню, скрестив руки на груди. Вместо обычной кружевной блузки и
темной юбки на ней было темно-фиолетовое бальное платье и черные атласные
перчатки до локтей. Она покачала головой, и в ушах засверкали серьги черного
жемчуга. — Когда мы приглашали в «Вечную ночь» учащихся-людей, то знали, что
могут возникнуть проблемы с безопасностью. Мы делали выговоры своим прежним
ученикам, проверяли коридоры, как могли, разделяли группы, и мне казалось,
добились очень неплохих результатов. Уж от кого, от кого, но от вас, мисс
Оливьер, я подобной выходки не ожидала!
Мои родители вскочили на ноги. Я подумала, что они просто
оказывают уважение миссис Бетани как своей начальнице, — они всегда подчинялись
ей и учили этому и меня, но тут папа шагнул вперед.
— Вы знаете, что Бьянка не такая, как мы все. Она впервые в
жизни попробовала живую кровь и понятия не имела, как это на нее подействует!
Губы миссис Бетани растянулись в недовольную неприятную
улыбочку.
— Бьянка, разумеется, особый случай. Вампиров рождается так
мало, куда меньше, чем превращается из людей. Вы знаете, что вы всего лишь
третья рожденная, кого я встретила с тысяча восемьсот двенадцатого года?
Мама и папа говорили мне, что каждое столетие рождается
всего лишь несколько детей-вампиров; они прожили вместе почти триста пятьдесят
лет, когда мама потрясла их обоих, забеременев мной. Мне всегда казалось, что
они слегка преувеличивают, чтобы дать мне почувствовать себя уникальной, но
теперь я поняла, что они говорили чистую правду.
Миссис Бетани не закончила.
— Вообще мне казалось, что воспитываться вампирами, зная при
этом о нашей природе и наших потребностях, — это преимущество, которое
обеспечивает дополнительный самоконтроль, а не наоборот.
— Простите меня. — Я не могла допустить, чтобы за это винили
моих родителей, ведь ошибку допустила только я. — Мама с папой говорили, что
однажды это случится. Что я почувствую потребность укусить. Но я не понимала,
во всяком случае по-настоящему, до тех пор, пока это не произошло.
Она кивнула, обдумывая сказанное мною. Ее темные глаза лишь
однажды глянули на Лукаса, будто он был кучкой мусора, оставленной в ее
комнате.
— Он выживет? Значит, особого вреда это ему не нанесло. О
наказании Бьянке мы подумаем завтра.
Мама виновато посмотрела на меня:
— Бьянка поклялась, что больше никогда ничего подобного не
сделает.
— Если в школе станет известно, что одного из новых учеников
укусили, но не понесли за это никакого наказания, это случится снова. Крайне
важно, чтобы ни одного из человеческих учащихся никто даже пальцем не тронул,
поэтому мы не можем допустить и тени подозрения. Подобный проступок не может
остаться безнаказанным.
Впервые в жизни я целиком и полностью согласилась с миссис
Бетани. Я чувствовала себя ужасно из-за того, что укусила Лукаса, и несколько
вечеров уборки коридоров — это самое меньшее, чего я заслуживала. Но мне тут же
бросилась в глаза одна сложность.
— Я не могу оставаться после уроков. Или заниматься уборкой
и все в таком роде.
Миссис Бетани иронически выгнула бровь.
— Вы считаете себя выше столь низменных занятий?
— Если мое наказание будет таким заметным, Лукас обязательно
спросит, за что. Но мы же не хотим, чтобы он задавал лишние вопросы, так?
Я попала в точку. Миссис Бетани кивнула, но я видела, что
она очень недовольна тем, что я взяла над ней верх.
— В таком случае напишете работу на десяти страницах о,
скажем, использовании эпистолярной формы в романах восемнадцатого и
девятнадцатого столетий. Срок — две недели.
Даже такое задание не могло заставить меня чувствовать себя
хуже, чем сейчас.
Миссис Бетани подошла ко мне ближе. Широкие юбки ее платья
зашуршали, как крылья птицы. Аромат лаванды окутал меня, словно дымом. Я не
могла посмотреть ей в глаза, чувствуя себя пристыженной и абсолютно
беззащитной.
— Более двух столетий академия «Вечная ночь» служила
убежищем для нашего рода. Те из нас, кто выглядит достаточно молодым для того,
чтобы считаться учеником, приезжают сюда, чтобы узнать, как изменился мир, а
потом снова возвращаются в общество, не вызывая подозрений. Это место обучения.
Безопасное место. И остаться таковым оно может только в том случае, если люди вне
этих стен — а теперь и в этих стенах — тоже будут в безопасности. Если наши
ученики перестанут держать себя в руках и начнут лишать людей жизни, «Вечная
ночь» навлечет на себя подозрение и наше убежище погибнет. Двухсотлетняя
традиция оборвется. Я оберегаю школу почти все это время, мисс Оливьер, и не
намерена видеть, как вы или кто-то другой нарушает равновесие. Я ясно
выразилась?
