Нет. Сердце мое все еще билось. Пока жива я, жив и Лукас. Я
не могу умереть и завершить перерождение в вампира, пока не лишу кого-то жизни.
Но в таком случае что со мной происходит?
Пока мы завтракали, папа объяснил:
— Это только намеки на то, какой ты будешь, когда
переродишься. Ты выпила кровь человеческого существа. Теперь ты знаешь, как это
на тебя действует. А со временем ощущения станут еще острее.
— Это отвратительно!
Я щурилась от света, заливавшего кухню. Даже в овсянке,
сваренной мамой, я различала вкус корней, колосков и земли, на которой вырос
этот овес. Зато утренний стакан крови никогда не был более безвкусным. Она
всегда мне нравилась, но теперь я понимала, что это всего лишь слабое подобие
того, что я должна пить.
— Как вы все это выдерживаете?
— Ощущения не всегда будут такими яркими, как поначалу.
Думаю, через час-другой они слегка ослабнут. — Мама потрепала меня по плечу. В
другой руке она держала стакан с кровью и, кажется, пила ее с удовольствием. —
А потом... что ж, ты постепенно привыкнешь. И это хорошо, иначе никто из нас
вообще не смог бы спать.
Сердце мое уже колотилось от перевозбуждения. За свою жизнь
я никогда не пила больше, чем полстакана пива, но мне казалось, что ощущения
здорово похожи на похмелье.
— Что-то мне не хочется к этому привыкать, спасибо большое.
— Бьянка! — Папин голос звучал резко от едва сдерживаемого
гнева, даже вчера ночью он не был так сердит. Мама тоже посмотрела на него
удивленно. — Чтобы я больше не слышал от тебя таких слов!
— Папа... я просто хотела сказать...
— Это твоя судьба, Бьянка. Ты родилась, чтобы стать
вампиром. Никогда раньше ты в этом не сомневалась, и я не желаю, чтобы начала
сомневаться сейчас. Я понятно выразился? — Он схватил свой стакан и вышел из
комнаты.
— Понятно, — слабым голоском проблеяла я в пустоту.
К тому времени, как я в джинсах и бледно-желтой толстовке с
капюшоном спустилась вниз, мои ощущения почти пришли в норму. В некотором
смысле я испытывала облегчение — по крайней мере больше не приходилось слушать,
как Кортни жалуется на свои волосы. Но при этом у меня возникло чувство утраты.
То, что до сих пор было моим обычным миром, теперь стало странно тихим и
каким-то далеким местом.
Впрочем, значение имело только одно — я чувствовала себя
лучше и могла навестить Лукаса. Понятно, что после всего случившегося он еще
был не в силах встать на ноги и прийти на уроки, но я могла сходить к нему на
квартиру к миссис Бетани. Конечно, очнувшись там, он будет в ужасе, и кто
знает, что ему рассказала миссис Бетани?
Стоило об этом подумать, и тело мое напряглось, будто в
ожидании удара. Мама клялась, что Лукас ничего не вспомнит, но как это может
быть правдой? Вчера я об этом не думала, но сейчас понимала, что место укуса
должно чертовски сильно болеть. Наверняка он потрясен и зол, а может быть, еще
и напуган. Конечно, мне следовало надеяться, что он обо всем забыл, но ведь
тогда он забыл и о наших поцелуях?
Как бы там ни было, настало время честно взглянуть на то,
что я наделала.
Я вышла на улицу, не обращая внимания на учеников, игравших
в регби на дальнем краю лужайки, хотя заметила, что некоторые смотрят в мою
сторону, и услышала грязные смешки. Кто бы сомневался, Кортни разболтала;
наверное, каждый вампир в школе знает, что я натворила. Злая, пристыженная, я
торопливо помчалась в сторону каретного сарая — и остановилась, потому что
увидела идущего мне навстречу Лукаса. Он заметил меня и поднял руку — почти
робко. Мне захотелось убежать. Но Лукас заслуживал лучшего отношения, поэтому
придется преодолевать стыд. Заставив себя пойти к нему навстречу, я окликнула
его:
— Лукас? Как ты себя чувствуешь?
— Нормально. — Под его ногами шуршали листья. Мы подошли
друг к другу. — Господи, что случилось?
У меня пересохло во рту.
— Тебе не рассказали?
— Рассказали, но... получить по голове перекладиной?
Серьезно? — Щеки его пылали от смущения. Кажется, он злился — то ли на беседку,
то ли на земное притяжение, то ли на что-то еще. Мне и раньше доводилось
присутствовать при том, как он теряет самообладание, но таким я его еще не
видела. — Распороть себе шею о чугунные перила? Это самое неудачное... Я просто
опошлил все во время первого же поцелуя с тобой!
Более храбрая девушка тут же поцеловала бы Лукаса еще раз,
но я только смотрела на него во все глаза. В общем-то он выглядел прекрасно.
Бледный, конечно, и на шее толстая белая повязка, но в целом такой же, как
обычно. Я почувствовала на себе любопытные взгляды и старалась не обращать
внимания на зрителей.
— Я думала... в смысле... мне показалось... — Чтобы больше
не лопотать бессвязную чушь, я выпалила: — Сначала я подумала, что ты просто
упал в обморок. Иногда я действую так на парней. Чувства слишком обострены, и
они не выдерживают.
Лукас рассмеялся. Прозвучало это немного фальшиво, но
все-таки он смеялся. Все действительно было хорошо, и он в самом деле ничего не
помнил. Я облегченно распахнула объятия и крепко прижала его к себе. Лукас тоже
обнял меня, и мы несколько минут постояли, обнявшись, и я могла делать вид, что
ничего плохого не случилось.
Волосы его под солнцем сверкали, как бронза, и я с
наслаждением вдыхала его аромат, так похожий на аромат окружавшего нас леса.
Осознание того, что он мой, было чудесным — я могла обнимать его вот так,
открыто, потому что мы принадлежали друг другу. И с каждой секундой
воспоминания становились все сильнее: вот я его целую, вот ощущаю его руки у
себя на спине, вот его солоноватая мягкая кожа у меня между зубов, вот горячая
кровь хлынула в мой рот...
«Мой».
Теперь я знала, что имела в виду мама. Укусить человека так
же просто, как сделать глоток из стакана. Когда я выпила кровь Лукаса, он стал
частью меня, а я — частью его. Теперь мы с ним были связаны, но я не могла
контролировать эти узы, а Лукас просто не мог их понять.
— Бьянка? — пробормотал он мне в волосы.
— Да?
— Вчера ночью... я просто взял и упал на перила? Миссис
Бетани сказала, что они обломились, но мне кажется... Черт, я не помню. А ты?
Ты помнишь?
Должно быть, снова пробудились все его прежние подозрения
относительно «Вечной ночи». Правильнее всего было бы сказать «да», но я не
могла себя заставить — уж слишком много вранья.
— Кое-что. В смысле все это было так неожиданно и
беспорядочно, и я... думаю, я запаниковала. Все как-то сразу смешалось и
перепуталось.
Я не могла придумать ничего глупее, но, к моему удивлению,
Лукас, кажется, поверил. Он расслабился в моих объятиях и кивнул, будто теперь
все понял.
— Я никогда больше тебя не подведу. Обещаю.
