— Нет.
— Однако один раз ей делали предложение. В своих
многочисленных мемуарах ее семья решительно сходится на этом. Мужчина со
средствами предложил Джейн Остин руку и сердце, но она ему отказала. Она должна
была выйти за него замуж, мисс Оливьер?
— Ну... нет, но она была писательницей. Ее книги принесли бы
ей...
— Гораздо меньше, чем вы полагаете. — Миссис Бетани была
довольна, что я шагнула в ее ловушку. Только теперь до меня дошло: чтение
фольклора предназначалось для того, чтобы показать вампирам, что думает о
сверхъестественном общество двадцать первого века, а классика — это способ
изучения того, как менялись взгляды на протяжении времени. — Семья Остин
считалась не особенно обеспеченной. В то время как Лукасы... были они бедными?
— Нет! — тут же встряла Кортни. Теперь, когда ей не
требовалось больше унижать меня, она просто пыталась заставить Балтазара
обратить на нее внимание. С самого бала она пыталась снова и снова завоевать
его, но, насколько я видела, Балтазар до сих пор оставался равнодушным. Кортни
продолжала: — Отец, сэр Вильям Лукас, был единственным представителем
дворянства в городе. У них хватало денег, чтобы Шарлотте не пришлось выходить
замуж, если она этого не хотела по-настоящему.
— Так ты думаешь, что она действительно хотела выйти за
мистера Коллинза? — вспыхнула я. — Он же напыщенный идиот!
Кортни пожала плечами:
— Она хотела замуж, а он послужил средством для достижения
цели.
Миссис Бетани одобрительно кивнула:
— То есть Шарлотта просто использовала мистера Коллинза. Она
считала, что действует по необходимости; он считал, что она поступила так из
любви — или же из должного уважения, подобающего будущей супруге. Мистер
Коллинз честен. Шарлотта — нет. — Я вспомнила обо всем своем вранье Лукасу и
так стиснула тетрадку, что острые края бумаги врезались мне в пальцы. Должно
быть, миссис Бетани знала, что я чувствую, потому что продолжила: — Разве
обманутый мужчина не заслуживает нашей жалости вместо презрения?
Мне захотелось провалиться сквозь пол.
Тут Балтазар ободряюще улыбнулся мне, как делал это раньше,
и я поняла — пусть мы с ним не встречаемся, но все равно остались друзьями.
Вообще-то, никто из типичных «вечноночевцев» не смотрел на меня свысока, как
прежде. Пусть я еще и не стала настоящим вампиром, но все-таки что-то им
доказала. Возможно, меня приняли «в клуб».
Мне все время казалось, что я словно обманула всех, выкинула
какой-то фокус — вроде того, что закрыла глаза, сказала «абракадабра» и
перевернула весь мир вверх ногами. Когда мы с Лукасом после уроков держались за
руки и смеялись над его шутками, я почти верила, что теперь все с каждым днем
будет становиться лучше.
Но это, конечно, неправда. И не может быть правдой, потому
что я продолжала обманывать Лукаса.
Раньше я не считала, что скрывать нашу семейную тайну от
Лукаса — это ложь. Меня научили хранить эту тайну с раннего детства, когда я,
маленький ребенок, пила из бутылочки кровь, купленную в лавке мясника. Но
теперь я знала, как близко подошла к тому, чтобы ранить его, и мой секрет больше
не казался мне невинным. Мы с Лукасом постоянно целовались, все время — утром
перед завтраком, вечером, когда расходились по спальням, а все остальное время
— когда улучали минутку, чтобы остаться наедине. Однако теперь я всегда
останавливалась до того, как мы потеряем голову. Иногда мне хотелось большего,
а судя по тому, как на меня смотрел Лукас, как обращал внимание на мои пальцы,
сжимающие его запястье, он тоже хотел большего. Впрочем, он никогда от меня
ничего не требовал. Ночами, когда я лежала в постели, мои фантазии становились
все более необузданными и безрассудными. Теперь я знала, что чувствую, когда
его губы прижимаются к моим, и могла так отчетливо представить себе, как он
прикасается к моей обнаженной коже, что это меня пугало.
Но если я давала волю этим фантазиям, передо мной все время
возникал один и тот же образ: мои зубы впиваются в горло Лукаса.
Иногда мне казалось, что я готова отдать все на свете за то,
чтобы снова попробовать его кровь. И этого я боялась больше всего.
— Ну, как тебе? — Я примерила старомодную бархатную шляпку,
думая, что он засмеется: насыщенный фиолетовый цвет наверняка дико смотрелся на
моих рыжих волосах.
Но он улыбнулся той своей улыбкой, от которой мне
становилось тепло.
— Ты красавица.
Мы с ним зашли в комиссионный магазинчик Ривертона, гораздо
больше, чем в первый раз, радуясь возможности провести выходные в этом городке.
Родители снова остались надзирать в кинотеатре, так что мы решили, что не
пойдем смотреть «Мальтийского сокола», а стали заходить во все открытые
магазинчики, рассматривая постеры и книжки и не обращая внимания на то, как
продавцы за прилавками закатывали глаза. Наверное, их уже тошнило от одуревших
подростков из «той школы». Тем хуже для них, потому что мы отлично проводили
время.
Я взяла с полки белую меховую накидку и закуталась в нее.
— Ну, как тебе?
— Мех мертвый. — Лукас произнес это довольно сухо, но, может
быть, он вообще считал, что люди не должны носить меха.
Лично мне нравятся старинные вещи — животные умерли много
десятилетий назад, так что ты не наносишь им никакого вреда. Но я все равно
поспешно положила накидку обратно на полку.
Тем временем Лукас примерял серое твидовое пальто, которое
раскопал на перегруженной вещами вешалке.
Как и от всего остального в магазинчике, от пальто
попахивало плесенью, но на Лукасе оно смотрелось потрясающе.
— Что-то вроде Шерлока Холмса, — сказала я. — Если, конечно,
Шерлок Холмс выглядел сексуально.
Лукас рассмеялся:
— Знаешь, некоторым девушкам нравятся интеллектуалы.
— Как тебе повезло, что я не из таких девушек!
К счастью, он любил, когда я его поддразнивала. Лукас
схватил меня, прижав руки к телу, так что я даже не могла обнять его в ответ, и
смачно поцеловал в лоб.
— Ты просто невозможна! — пробормотал он. — Но тебе это
простительно.
Он держал меня так, что я уткнулась лицом в изгиб его шеи и
видела только бледно-розовые следы на горле — шрамы, оставшиеся после моего
укуса.
— Я рада, что ты так думаешь.
— Я в этом уверен.
Я не собиралась с ним спорить. Почему бы моей единственной
ужасной ошибке не остаться единственной ошибкой, которая никогда не повторится?
Лукас провел пальцем по моей щеке — нежное прикосновение,
как мягкой кисточкой для рисования. В сознании тут же промелькнул «Поцелуй»
Климта, золотой и прозрачный, и я на мгновение подумала, что мы с Лукасом и
вправду просто нарисованы на картине со всей ее красотой и страстью. Укрытые
вешалками для одежды, затерявшиеся в лабиринте старой потрескавшейся кожи,
мятого атласа и хрустальных пуговиц, потемневших от времени, мы могли бы целоваться
часами, и никто бы нас не нашел. Я представила себе это — Лукас расстилает на
полу черную шубу, кладет меня на нее и склоняется надо мной, а я прижимаю губы
к его шее, прямо к шраму, как целовала мои синяки и ранки мама, чтобы они
скорее прошли. Сильно пульсирует его кровь.
