Лукас напрягся, и я подумала, что зашла слишком далеко.
«Для него это тоже нелегко, — сказала себе я. — Иногда мне
кажется, что я сойду с ума, если не прикоснусь к нему, но ведь для него все еще
хуже? Особенно потому, что он не знает, в чем причина».
Зазвенел колокольчик и вывел нас обоих из транса. Мы
выглянули из-за угла, чтобы посмотреть, кто пришел.
— Вик! — Лукас покачал головой. — Я мог бы и догадаться, что
ты тут объявишься.
Вик не спеша направился к нам, засунув большие пальцы за
отвороты полосатого блейзера, надетого под зимнюю куртку.
— Такой стиль не складывается сам по себе, знаете ли. Чтобы
так классно выглядеть, нужно приложить усилия. — Тут он застонал, с вожделением
глядя на твидовое пальто Лукаса. — Вы, высокие парни, вечно забираете себе
самые лучшие вещи!
— Я его не покупаю. — Лукас скинул пальто и собрался
уходить.
Наверное, он хотел еще чуть-чуть побыть со мной наедине: до
автобуса осталось совсем немного времени. Я понимала, что он чувствует. Как бы
мне ни нравился Вик, я вовсе не хотела, чтобы он околачивался рядом с нами.
— Ты чокнутый, Лукас. Думаешь, мне подойдет что-нибудь
такое? Да на твоем месте я бы его сразу схватил. — Вик вздохнул, и мне
показалось, что он собрался идти вместе с нами к автобусу.
Я быстро соображала.
— Знаешь что? Кажется, там, сзади, я видела галстуки с
нарисованными на них гавайскими танцовщицами.
— Серьезно? — Вик мгновенно исчез, протиснувшись среди вещей
к галстукам с танцовщицами.
— Отличная работа! — Лукас сдернул шляпку с моей головы и
взял меня за руку. — Идем.
Направляясь к двери, мы шли мимо витрины с драгоценностями,
и я зацепилась взглядом за что-то темное и блестящее. Брошь, вырезанная из
камня или чего-то в этом роде, темная, как ночное небо, но ярко сверкавшая. И
тут я сообразила, что это два цветка, экзотических, с острыми лепестками. Брошь
была маленькая, она запросто уместилась бы в моей ладони, и очень искусно
вырезана, но больше всего меня поразило то, что она как две капли воды походила
на цветок, который, как мне казалось, существует только в моем воображении. Я
застыла на месте и уставилась на нее.
— Посмотри, Лукас. Какая красивая!
— Это настоящий гагат из Уитби. Траурная драгоценность
Викторианской эпохи. — Продавщица посмотрела на нас поверх очков в синей
оправе, пытаясь решить, являемся ли мы потенциальными покупателями или же
просто детьми, которых нужно отпугнуть. Похоже, она склонилась к последней
мысли, потому что добавила: — Очень дорогая.
На Лукаса это не произвело никакого впечатления.
— Сколько? — холодно спросил он, как будто фамилия его
Рокфеллер, а не Росс.
— Двести долларов.
Мои глаза, наверное, выскочили из орбит. Если твои родители
— школьные учителя, ты получаешь не так уж много карманных денег. Я единственный
раз в жизни купила вещь стоимостью дороже двухсот долларов — мой телескоп, и
родителям пришлось добавить мне денег. Я негромко рассмеялась, стараясь скрыть
смущение и грусть: было очень жалко оставлять брошь здесь. Каждый следующий
черный лепесток был красивее предыдущего.
Лукас просто вытащил из кармана бумажник и протянул
продавщице кредитку:
— Мы ее берем.
Она подняла бровь, но стала выбивать чек за покупку.
— Лукас! — Я схватила его за руку и зашептала: — Ты не
можешь!
— Могу.
— Но это двести долларов!
— Она тебе понравилась, — спокойно произнес он. — Я увидел
по глазам. Раз она тебе понравилась, значит, будет твоей.
Брошь все еще оставалась в витрине. Я посмотрела на нее,
пытаясь представить себе, что такая красота может принадлежать мне.
— Да... в смысле — она мне ужасно понравилась, но... Лукас,
я не хочу, чтобы ты из-за меня залезал в долги!
— А с каких это пор бедняки учатся в «Вечной ночи»?
Ну да, он прав. Почему-то я никогда не думала о том, что
Лукас может быть богатым. И Вик, вполне возможно, тоже. Ракель, конечно, учится
на стипендию, но таких в академии совсем мало.
Большинство учащихся-людей платили за возможность учиться в
окружении вампиров, хотя, конечно, об этом они ничего не знали. И не вели себя
как снобы только потому, что им такого шанса не давали. Те, кто в самом деле
вел себя словно титулованные богатые детки, делали сбережения веками или же
купили акции IBM еще тогда, когда пишущая машинка была новомодным изобретением.
Иерархия в «Вечной ночи» соблюдалась весьма строго: наверху вампиры, а люди
едва достойны того, чтобы их замечали, и мне даже в голову не приходило, что
большинство человеческих учеников тоже выходцы из богатых семей.
Тут я вспомнила, как Лукас однажды пытался рассказать мне
про свою мать и про то, какой властной она бывает. Они везде путешествовали,
даже жили в Европе, и еще он говорил, что его дед, или прадед, или еще кто-то
тоже учился в «Вечной ночи», но его исключили за дуэль. Могла бы и догадаться,
что он не из бедных.
Впрочем, нельзя назвать это неприятным сюрпризом. С моей
точки зрения, все бойфренды должны быть тайными богачами.
Зато это напомнило мне, что при всей моей любви к Лукасу мы
с ним только начали узнавать друг друга. И я не должна забывать о своем
секрете.
Продавщица предложила завернуть брошь, но Лукас взял ее и
приколол к моей зимней куртке. Пока мы, держась за руки, шли на городскую
площадь, я то и дело обводила пальцем острые лепестки.
— Спасибо. Это самый лучший подарок в моей жизни.
— Это самый лучший способ потратить деньги.
Я опустила голову с застенчивым, но счастливым видом. Еще
чуть-чуть, и мы с Лукасом впали бы в слезливую сентиментальность, но тут мы
вышли на городскую площадь и обнаружили своих одноклассников — те, оживленно о
чем-то разговаривая, бродили вокруг автобуса, но ни одного учителя рядом не
наблюдалось.
— А почему все на улице? Почему до сих пор не в автобусе?
Лукас заморгал, растерявшись от внезапной смены темы.
— Гм... не знаю. — Потом он сосредоточился и добавил: — Ты
права. Вообще-то, им пора бы уже начать разыскивать нас.
Мы подошли к толпе учащихся.
— Что происходит? — спросила я Родни, мальчика, с которым
вместе занималась химией.
— Да это все Ракель. Ушла куда-то.
Этого просто не могло быть.
— Она не могла уйти одна, — заявила я. — Она всего боится.
— Правда? Лично мне она всегда казалась довольно надменной.
К толпе присоединился Вик, держа в руках пластиковый пакет с
кричаще яркими галстуками. Родни помолчал, видимо сообразив, что не очень
прилично дурно отзываться о человеке за его спиной.
