— Это звучит разумно. — Почему у нее такой веселый вид? Я
поняла, в чем дело, как только миссис Бетани добавила: — Вы становитесь
специалистом по обману, мисс Оливьер. Наконец-то прогресс.
Боюсь, что она не ошибалась.
Глава 10
Первый снегопад нас разочаровал — снега выпало всего полтора
дюйма, он быстро растаял, а потом замерз, и все дорожки обледенели. Округа
выглядела пятнистой и скучной, а желто-бурые холмы были увенчаны водянистыми
слипшимися снежными глыбами. Чешуя и крылья у горгульи за окном моей спальни в
башне украсились бисеринками льда.
— Меня это устраивает, — сказала Патрис, искусно заматывая
шею ядовито-зеленым теплым шарфом. — И я так рада, что теперь чаще светит
солнце!
— Ты хочешь сказать, что снова можешь на него выходить? —
Перед Осенним балом меня ужасно раздражала бесконечная «диета» Патрис и
остальных: как все вампиры, отказывающиеся от крови, они похудели и стали
выглядеть более вампирически.
Кортни и вся клика ее обожателей много времени проводили на
солнце; это ничуть не мешает сытому вампиру, но очень мучительно для голодного.
Мне пришлось мириться с тем, что Патрис долгие часы проводила перед зеркалом,
пытаясь разглядеть себя в нем, потому что ее отражение выцветало и выцветало,
став почти невидимым. Мне показалось, что все они тогда стали гораздо
стервознее, но с этой компанией толком и не поймешь.
Патрис догадалась, о чем я, и покачала головой, словно я ее
раздражаю.
— Я прекрасно себя чувствовала после бала. И это стоило
нескольких недель голодовки и необходимости прятаться в тени! Раньше или позже
ты тоже поймешь, в чем прелесть самоограничения. — На ее круглых щеках
появились веселые ямочки. — Но только не с Лукасом, да?
Мы долго смеялись над нашей общей шуткой. Я искренне
радовалась, что мы с Патрис неплохо поладили, потому что, разрываясь между
неприятностями, случившимися с Ракель, и грядущими экзаменами, я меньше всего
нуждалась в дополнительных стрессах.
Экзамены нам предстояли жестокие. Я этого ожидала, но все
равно сочинения для миссис Бетани не писались сами собой, а экзамен по
тригонометрии не становился проще. Мама неожиданно проявила садистские
наклонности, заставив нас вспомнить каждую мелочь, когда-либо упомянутую ею в
классе; к счастью, мы сумели угадать, что темой основного эссе будет
Миссурийский компромисс
[2]
, потому что мама начала слегка
подпрыгивать. «Надо полагать, Балтазар неплохо справится», — думала я, строча в
тетрадке с такой скоростью, что пальцы сводило судорогой. Хотела бы я написать
хотя бы вполовину так же хорошо, как он.
В эти последние недели я с головой окунулась в учебу не
только из-за сложности экзаменов, но и потому, что занятия помогали отвлечься.
Заставляя Ракель постоянно задавать мне вопросы, я отвлекала ее от мыслей о
том, что едва не произошло тогда в лесу. Очень помогало и то, что миссис Бетани
наказала Эрика: он буквально каждую свободную минуту проводил, оттирая щеткой
коридоры, и при любой возможности кидал на меня разъяренные взгляды.
— Я не доверяю этому парню, — сказал однажды Лукас, когда мы
проходили мимо Эрика.
— Тебе просто не нравится его характер. — В общем и целом я
сказала правду, хотя мне были известны более основательные причины для того, чтобы
не доверять Эрику.
Как мы ни старались отвлечь Ракель делом, она по-прежнему
выглядела затравленной. Все ее прежние страхи усилились после нападения Эрика.
Глядя на темные круги у нее под глазами, я понимала, что она не спит ночами, а
однажды Ракель явилась в библиотеку с только что подстриженными волосами,
причем было очевидно, что стриглась она сама, и весьма неаккуратно. Пытаясь
вести себя тактично, я сдвинула учебники на край стола, чтобы дать ей место, и
произнесла:
— Знаешь, в моем родном городе я часто стригла своих
друзей...
— Я знаю, что эта стрижка выглядит отвратительно. — Не глядя
на меня, Ракель бухнула свой рюкзак на пол. — И нет, я не хочу, чтобы ты или
еще кто-то мне ее поправлял. Очень надеюсь, что она выглядит безобразно. Может,
тогда он перестанет на меня пялиться.
— Кто? Эрик? — мгновенно напрягся Лукас.
Ракель плюхнулась на стул.
— А кто еще? Конечно Эрик.
До этой минуты я не догадывалась, что Эрик пялится не только
на меня. Я помешала ему во время охоты; он твердо решил напиться крови Ракель,
может быть... может быть, даже нанести ей серьезный ущерб.
Большинство вампиров никогда не убивают, говорили мама с
папой. А вдруг Эрик — исключение из правила?
«Наверняка нет, — думала я. — Миссис Бетани не допустила бы
такого в „Вечную ночь"».
Лукас быстро сменил тему, попросив у Ракель материалы по
биологии, которую преподавал мой отец. Я взглянула на него и снова ощутила
вожделение — или чувство собственности, всегда возникающее у меня в его
присутствии. «Мой, — думала я. — Я всегда буду желать, чтобы ты оставался
моим».
До сих пор мне казалось, что это эмоции, но, может быть, за
ними кроется что-нибудь еще. Может, такая потребность объявить кого-то своей
собственностью — это часть вампирской натуры, и поэтому она намного сильнее,
чем человеческие желания?
Разумеется, Эрик не влюблен в Ракель, но если он испытывает
по отношению к ней хотя бы десятую долю того же чувства собственности, что я к
Лукасу, он ни за что на свете от нее не отстанет.
Тем же вечером в умывальной я снова наткнулась на Ракель.
Она вытряхивала на ладонь то самое снотворное, что я ей когда-то советовала, —
четыре или пять таблеток.
— Осторожней, — сказала я. — Не нужно так много.
Ракель придала лицу непроницаемое выражение.
— Или я никогда не проснусь? По мне, то не так уж страшно,
между прочим. — Она вздохнула. — Поверь, Бьянка, этого недостаточно, чтобы
кого-нибудь убить.
— Но больше, чем нужно, чтобы заснуть.
— Не с этим шумом на крыше. — Она бросила таблетки в рот,
наклонилась, чтобы сделать несколько глотков воды прямо из-под крана, и вытерла
рот тыльной стороной руки. — Они все еще там. И теперь гораздо громче. Все
время. И я это не придумала.
Мне не понравилось, как это прозвучало.
— Я тебе верю.
Вообще-то, я сказала это только для того, чтобы не молчать,
но Ракель широко распахнула глаза.
— Правда? Ты не просто так говоришь?
— Правда. Я тебе верю.
К моему потрясению, глаза Ракель наполнились слезами. Она их
быстро сморгнула, но я-то знаю, что видела.
