— Именно так поступили бы с нами они, — проскрипела миссис
Бетани, изогнув темные губы в неестественной улыбке.
Мама сделала глубокий вдох:
— Нет. Пусть уходят.
Папа покосился на нее, но возражать не стал, только крепче
сжал мою руку.
— Вы меня услышали! — Подойдя к нам ближе, миссис Бетани
впилась в меня взглядом черных глаз, как делает ястреб перед тем, как
устремиться к своей жертве. — Вы что, оспариваете мою власть? Я директор
«Вечной ночи»!
Ответил ей Балтазар, небрежно вскинув на плечо свой арбалет
так, что он оказался нацеленным прямо на миссис Бетани. Собственно, Балтазар не
угрожал ей, но было совершенно очевидно, что он не намерен отступать. Миссис
Бетани потрясенно выпрямилась, и Балтазар лениво протянул:
— Здесь никакой школы нет.
Миссис Бетани нахмурилась, но ничего не сказала и не
сдвинулась с места, хотя мы как раз услышали шум на подъездной дорожке к задней
двери, что могло означать только одно — члены Черного Креста выбираются из
дома. Я крепко зажмурилась и отчаянно пожелала услышать сирены пожарных машин —
чтобы не слышать шагов Лукаса, навсегда убегающего от меня.
— Ваши родители сказали, что вас увезли насильно.
Миссис Бетани стояла за столом в своем кабинете, том самом,
оборудованном в каретном сарае «Вечной ночи». Я сидела перед ней на неудобном
деревянном стуле. Моя одежда была измята и испачкана сажей. Я промерзла до
костей, устала и очень хотела поесть и выпить крови. Последние оранжевые лучи
дневного света просачивались в окно. Не прошло еще и двадцати четырех часов с
того момента, как мои мир разлетелся на кусочки и наружу выплыла правда о
Лукасе. Мне казалось, что прошла тысяча лет.
— Это так, — глухо произнесла я. — Лукас потребовал, чтобы я
поехала с ним.
Она дергала золотой медальон, висевший у нее на шее, вперед
и назад, вперед и назад, и я слышала слабое металлическое звяканье цепочки. В
отличие от меня, миссис Бетани была совершенно собранна и хладнокровна, и
вычурные кружева у нее на воротничке топорщились от крахмала. Но пахло от нее
не лавандой, а дымом.
— Забавно, что вы не смогли себя защитить. Все-таки вы
вампир.
Вампир ли я? Больше я не была уверена даже в этом, поэтому
сказала только:
— Он член Черного Креста. И обладает нашими способностями.
Он сумел победить моего отца и Балтазара, вместе взятых. Разве у меня были хоть
какие-то шансы?
— Однако вы научились отвечать на сложные вопросы своими
вопросами. — Миссис Бетани тяжело вздохнула, и впервые в жизни я увидела в ее
глазах искорки мрачного веселья. — Насколько я вижу, вы больше не увядающая
фиалка. Во всяком случае, вы хоть чему-то научились за этот год.
Я вспомнила, что говорил мне Лукас вчера вечером: миссис
Бетани изменила многовековой порядок в «Вечной ночи», пригласив сюда
учеников-людей. Он так и не сумел выяснить зачем, а я не смогла догадаться.
Глядя на нее, я понимала только одно — она старше, сильнее и куда хитрее, чем я
могу себе представить. И все-таки я ее больше не боялась, потому что знала —
даже у миссис Бетани есть уязвимые места. Раз она допустила в «Вечную ночь»
людей, значит, ей что-то нужно, причем очень сильно. Так что и у нее есть свои
слабости, и поэтому она ничем не отличается от остальных. Понимая это, я могла
противостоять ей.
Не спрашивая разрешения уйти, я встала со стула:
— Спокойной ночи, миссис Бетани.
Ее темные глаза опасно вспыхнули, но она отпустила меня,
щелкнув пальцами.
— Спокойной ночи.
Этим вечером родители суетились вокруг меня так, как не
делали с моего младенчества: нашли мне уютные носочки, взбили подушки и
подогрели в микроволновке стакан крови до температуры тела. Я не стала их
спрашивать, в самом ли деле они думают, что Лукас увез меня насильно: не
настолько уж они глупы. Я знала, что они так меня до конца и не поняли, потому
что симпатия, которую они, возможно, испытывали к Лукасу, полностью испарилась
из-за их ненависти к Черному Кресту. Но даже если они не соглашались с моим
выбором, все равно простили меня, а этого было больше чем достаточно, чтобы
напомнить мне, как сильно они меня любят. Они даже уселись рядом со мной по обе
стороны кровати, поставив в соседней комнате пластинку Розмари Клуни, и стали
рассказывать старые истории о том, как когда-то выглядели пшеничные поля в Англии,
— милые, приятные истории без всяких страшилок и смертей, только красота. И
рассказывали долго, до тех пор, пока усталость не взяла верх над страданиями и
я — наконец-то — уснула.
Той ночью мне опять снилась гроза, наводящая ужас живая
изгородь из кустов ежевики, стремительно разраставшаяся вокруг «Вечной ночи», и
таинственные цветы, расцветавшие черным у меня под руками. Даже во сне я знала,
что видела все это раньше. Еще до встречи с Лукасом меня предупреждали, что эти
цветы не для меня, но я все равно тянулась к ним, несмотря на грозу и колючки.
— Ты опять грезишь наяву. — Слова Ракель вернули меня в
реальность. Мы с ней пришли на опушку леса рядом со школьной территорией, под
деревья, на которых распустились нежные светло-зеленые листочки. Я стояла неподвижно,
положив руку на одну из веток, и не знала, сколько времени я уже так стою.
Ракель оказалась достаточно хорошим другом, чтобы не вторгаться в мое личное
пространство, и достаточно умным, чтобы понять, когда нужно снова вернуть меня
на землю.
— Извини. — Мы с ней пошли дальше, неторопливо и лениво, не
зная, куда приведут нас ноги. — Я вообще ни о чем не думала.
— Ты думала о Лукасе. — Да уж, Ракель так легко не
проведешь. — Прошло почти шесть недель, Бьянка. Ты должна забыть о нем, и тебе
это известно.
Ракель знала только то, что и остальные ученики вроде нее:
Лукас нарушил сразу несколько школьных правил и сбежал, по дороге набросившись
на моего отца. Вероятно, это идеально вписывалось в ее картину мира, в котором
каждая тайна служила всего лишь маскировкой жестокости. Она не меньше дюжины
раз предупреждала меня о Лукасе, почему бы ей не поверить, что он вдруг
сорвался? И все-таки она ни разу не сказала мне ничего вроде «А я тебе
говорила». Ракель была очень доброй.
Вик воспринял все это тяжело. Лукас действительно был его
лучшим другом в «Вечной ночи», и теперь в жизни Вика возникла пустота, которую
нечем было заполнить. Я заверяла его (как могла, не раскрывая секретов, которые
только поставили бы его под угрозу), что Лукас очень хороший парень и что у
него были основания для побега. Вик мне как будто поверил, но все равно больше
почти не улыбался. Мне очень не хватало его улыбок.
Остальные вампиры, как ученики, так и преподаватели, знали
почти всю правду — что Лукас был членом Черного Креста, причем благодаря мне
теперь частично обладал силой и способностями вампиров. Если раньше Кортни и ее
дружки просто презирали меня, то теперь презрение переросло в ненависть, чистую
и неприкрытую.
