— Яблоки, яблоки!
— Лучшая сталь севера! Лучшие клинки юга!
— Заходите!
— Купите обезьянку, господин!
— Это я дура? Да ты на свой товар посмотри, стерва! Разве это репа? Это одно название!
— Вор! Держите вора!
— Лови его!
— Султанатские ковры высочайшего качества! Не боятся моли!
— Эй! Поаккуратнее! Это фарфор низинских мастеров, а не глиняный горшок твоей бабушки!
— Да хватит мне на ноги наступать! Щас как врежу!
— Испугал! Сейчас сам врежу!
— Семечки!
— Милорд, у нас в заведении лучшие девочки в этой части Валиостра! Пройдемте! За серебряный сразу три штуки! А за два они вам такое сделают!
— Ма-а-а-ам! Хочу крендель! Ну ку-п-и-и-и-и! А-а-а-а-а!
— Не толкайся!
— Вожжи, уздечки, седла! Вожжи, уздечки, седла!
— Щенки имперской собаки! Уже кусаются!
— Имперской? Да ладно врать! Это же крысята, а не собаки!
— Пира-ажки!
Гвалт тут был почище, чем у ворот во время нашего въезда в Ранненг. Угорь что-то пытался мне сказать, но вопль толстой бабки, сунувшей мне под нос одуряюще воняющую рыбу никак не меньше чем месячной свежести, не дал мне расслышать слова воина. Я отмахнулся от торговки и бросился догонять Угря.
Халлас, видать от боли лишившись последних мозгов, привел нас в толпу народа, наблюдающую представление балагана прямо посреди рынка. Халлас, никогда не отличающийся вежливостью по отношению к ближнему своему, распихивал народ локтями, наступал на ноги и сквернословил, как заправский житель Портового города. Буквально через несколько секунд популярность гномьего племени в Ранненге упала ниже цен на навоз.
Мы все же сумели пробраться через эту давку, а Кли-кли, не удержавшись, вылез на сцену, сделал колесо, стойку на руках, вырвал у жонглера изо рта факел, сел на него задницей, вскочил, залез по столбу на канат, перебрался на другой столб, плюнул на лысину силача, поднимающего гирю и, сорвав гром аплодисментов, смылся.
— Все развлекаешься? Бом-тирлим и труль-ля-ля? — спросил я гоблина, когда он догнал меня.
— А ты все бурчишь и думаешь о худшем? — не остался в долгу Кли-кли. Дурацкая у тебя жизненная позиция, Гаррет!
— Не согласен! У меня прекрасная жизненная позиция!
— Думать о худшем — это прекрасная жизненная позиция? — Шут наморщил лоб. — Это кто же тебя надоумил?
— Я сам. Вот смотри, я тебе сейчас все объясню…
— Послушаем, послушаем, — заинтересовался шут.
— Вот ты бегаешь, песенки поешь и говоришь, что все будет хорошо. А когда это хорошо не случается, что ты делаешь?
— Я расстраиваюсь, конечно!
— Вот! А я нет, так как всегда склонен ожидать худшего, и, когда оно случается, не расстраиваюсь, а продолжаю жить дальше, да еще и пытаюсь выпутаться из случившейся неприятности. А если неприятность не случается, а происходит совсем наоборот, я искренне радуюсь неожиданному сюрпризу!
Шут внимательно посмотрел на меня.
— Ты сам-то во все это веришь, Танцующий в тенях?
— Не очень, — честно признался я Кли-кли.
— Вот то-то и оно, что не очень! Пошли быстрей, а то мы наших в этой толпе уж точно потеряем!
Гоблин ринулся вперед, благо его маленький рост позволял без проблем пробираться через толпу. Мне же раз двадцать успели отдавить все ноги, раз десять постарались продать абсолютно ненужные мне вещи, начиная с мочалки и заканчивая драной и отчаянно вопящей кошкой на последней стадии издыхания.
Какой-то неопытный воришка попытался залезть ко мне в карман, но я, извернувшись, приставил к его животу кинжал Фонарщика, а затем прижал паренька к стене одной из лавок.
— Кто учитель?! - рявкнул я на карманника.
— А? — Холодная сталь у живота не очень способствует мыслительному процессу.
— Я спрашиваю, кто твой учитель, щенок?!
— Шлюд-филин, го-осподин!
— Он из гильдии?
— А?
— Ты плохо меня слышишь? Если да, то хорошего вора из тебя не выйдет!
— Да, мой учитель из гильдии, господин.
— Тогда передай ему, чтобы он тебе показал, кого стоит грабить, а к кому лучше не лезть, пока опыта не наберешься!
— Л-ладно, — паренек был ошеломлен. — Вы не будете звать стражу, господин?
— Нет, — буркнул я, убирая кинжал обратно в ножны. — Но если еще раз ко мне сунешься… Понял, что я хочу сказать?
— Да, — паренек все еще не мог поверить, что легко отделался.
— Тогда пошел вон!
Говорить карманнику-неудачнику дважды не пришлось. Он юркнул от меня, как испуганная мышка, и вмиг затерялся в толпе. Я проводил его долгим взглядом. В далекой молодости я сам лазил по карманам лопухов до тех пор, пока меня не подобрал мой учитель Фор, научивший всем тайнам высшего искусства воровства. Но в годы промысла по карманам я, в отличие от этого неумехи, старался не лезть к тем, кто может поймать явия за руку! (Хотя, чего скрывать, один раз меня чуть было не поймали.)
— Гаррет, ты долго намереваешься тут стоять? — Ко мне подскочил Кли-кли. — Мы только тебя и ждем! И кто был тот паренек, с которым ты вел такую непринужденную беседу?
— Просто прохожий, идем!
Делер, Угорь и Халлас нетерпеливо дожидались нас на пятачке, свободном от торговых рядов, а следовательно, и толпы.
— Вот, цирюльник! — Делер ткнул толстым пальцем в сторону лавки. Вперед, Халлас!
— Вперед! Я тебе лошадь, что ли? — Гному очень не хотелось идти.
— Давай, давай, — поддержал я карлика. — Вот увидишь, Халлас, тебе сразу станет ле…
Мой взгляд вперился в толпу, и я не закончил фразу. Возле рядов, торговавших лошадьми, мелькнула до боли знакомая фигура. Я, ни секунды не раздумывая, ринулся вдогонку за увиденным мною человеком, не обращая внимания на удивленные вопли товарищей, зазвучавшие за моей спиной. Мне, если честно, было не до этого. У меня перед глазами застыло лицо, которое я видел не больше одной секунды. Следовало во что бы то ни стало догнать замеченного человека и по возможности отправить его во тьму.
По дороге я едва не сшиб какого-то торговца, перевернул корзину яблок и, не слушая поднявшуюся вокруг меня брань, выхватил кинжал из ножен. Лезвие оружия легло вдоль предплечья, чтобы клинок в моих руках был менее заметным для окружающих. Я подбежал туда, где несколько секунд назад увидел старого знакомого.
Никого. Я побежал дальше, отчаянно вертя головой в бесплодной попытке отыскать скрывшегося человека.
— Что случилось, Гаррет? — рядом со мной тенью вырос Угорь. — Ты будто призрака увидел!
