А Фанк не задавал более вопросов. Он чувствовал себя как ученик средневекового алхимика, которому мэтр сообщил — я нашел способ создать универсальную субстанцию, превращающую навоз в золото. Осталось лишь немного его доработать. И голодный, оборванный, покрытый паршой ученик дрожит от восторга, представляя, как они с мэтром вылезут из нищеты, расплатятся с долгами, будут каждый день жрать от пуза. И еще станут королями мира, да! В отличие от того ученика Фанк был немолод, опытен, не верил ни в богов, ни в бесов, ни в Мировой Свет. И прекрасно сознавал, какие трудности их ожидают. Но ничего не мог с собой поделать. Любой выродок жаждет избавления от чудовищных приступов боли. А они неминуемы, как смерть… даже хуже. Потому что смерть приходит лишь однажды, а приступы скручивают тебя дважды в сутки, и так изо дня в день, из месяца в месяц, годами, беспросветно, не важно, где ты находишься — в лагере, где тебя морят, как хонтийского шпиона, в глухой деревне, где ты прячешься от ищеек ДОЗа, в кабинете банкира или кресле генерального прокурора. Бежать? Но куда — в джунгли или пустыни, куда еще не протянули цепь башен-трансляторов. Там ты от головной боли избавишься. Вместе с головой. Если не прикончат мутанты, сдохнешь от радиации. За границу? А кому там нужен беженец в ином качестве, чем потенциальный террорист-смертник? И ради возможности избавиться от мучений — пусть временно, пусть ненадолго — выродок пойдет на что угодно. Он будет лгать и убивать, вывернется из собственных кишок, а тот, кто пообещает это избавление, станет героем, вождем и образом бога на Саракше. Казалось бы, правители наши должны понимать это лучше, чем кто-либо, — и сами ведутся на эту приманку, как распоследний житель трущоб. Рефлекс, говорит Странник, естественная реакция организма. Ему виднее, он ученый. Фанк всегда подозревал, что самые страшные люди в мире — не военные, а ученые. И это прекрасно. Потому что только Странник посмеет сделать то, о чем другие боятся даже думать.
Самый засекреченный объект в стране — Центр, откуда передается излучение. Месторасположение его известно Канцлеру, ну, может, еще одному-двум людям в стране. Остальные используются втемную, как выродки, так и нормалы. И если подумать, какие перспективы открывает контроль над Центром… все учения пресловутых средневековых алхимиков об универсальной субстанции, все мечты их восторженных учеников покажутся детским лепетом.
Наверняка в настоящее время там такая защита, что ни один человек — независимо от того, выродок он или нет, — не сможет не только перехватить управление Центром, но даже приблизиться к нему. Иначе вряд ли Канцлер удерживал бы своих соратников в узде столько лет. Но областью исследований Странника и всего вверенного ему Департамента является защита от излучения. Как только такая защита будет найдена, невозможное станет возможным.
Но прежде надо узнать, где расположен Центр. А для этого Страннику необходим полный контроль над контрразведкой. Значит, будем ловить шпионов…
ДСИ был привилегированным научным учреждением с момента своего основания, но по-настоящему расцвел три года назад, когда Странник принял пост здешнего главы. Ассигнования увеличились, и Фанк готов был бы съесть свою шляпу — если б он носил шляпу, — если после нынешнего совещания Странник не выбьет новые. И если б деньги шли только на научные исследования! Нет, огромные средства уходили на общее благоустройство Департамента и жилищное строительство — Странник, видите ли, считал, что все его сотрудники вместе с семьями должны обитать на подведомственной территории, дабы никакие бытовые мелочи не отвлекали их от научных трудов. И добился своего. А как иначе? При Страннике Департамент оброс новыми отделами — нейрофизиологическим, динамических колебаний, прикладных исследований микрочастиц, биохимическим, — и поди докажи, что каждый из них не является необходимым для целей и задач Департамента. Странник вылавливал подающих надежды ученых не только в столичных институтах, он притаскивал новооткрытые таланты из самых неожиданных учреждений, а также из своих многочисленных поездок по стране. И все они находили условия не только для творческой работы, но и для комфортного проживания, они могли не беспокоиться о собственном здоровье и образовании для своих детей, о достойной плате и говорить нечего. Все проблемы оставались там, снаружи, за железной кованой оградой. Департамент и так-то находился в стороне от города, а постепенно о существовании последнего вообще забывалось. Особенно молодежь, вскормленная Странником, и не помнила уже, что бывает по-другому. Город в городе, государство в государстве — вот что являл собой ДСИ. Около полутысячи человек, глубоко преданных своему директору, — и не надо было никакого излучения, чтобы добиться этой преданности. Иногда Фанк считал их личной гвардией шефа, иногда — в минуты дурного настроения, которое бывало у него гораздо чаще хорошего, — оранжерейными цветочками, от которых нет никакой практической пользы. Но кто он такой, чтобы спорить с шефом? А того, при всех его научных знаниях, кабинетным ученым не назовешь никак, что бы ни думали на этот счет прочие представители элиты.
Однако насущную проблему Странник обозначил точно. Полтысячи человек, а тех, с кем можно работать в необходимом направлении, — сочтешь по пальцам. Причем в их число не входил, собственно, заместитель шефа. Шофер вот входил, а заместитель директора — нет. Головастик был административным работником, усажен в кресло заместителя еще в незапамятные времена, с обязанностями своими справлялся неплохо, и Мадо, секретарь шефа, отслеживала, чтоб он из круга этих обязанностей не выходил. Разумеется, Странник знал, что Головастик в частном порядке информирует о происходящем Умника. Догадался бы, даже если б Мадо не прослушивала его разговоры. Но не предпринял ничего, чтоб Головастика ликвидировать. Всегда полезней знать, кто у нас здесь информатор, чтобы слить через него необходимую дезу, объяснил он. Вдобавок Умник пока не создает нам проблем и даже может быть полезен. Этим Странник отличался от других представителей элиты, известных Фанку, — он в первую очередь думал, как получить от человека максимум пользы. Одни считали это безжалостностью, Фанк — здоровой практичностью.
О первоначальных шагах по плану «Штабс-капитан» (Фанк не знал, с чего бы такое название, но интересоваться не стал) Странник велел поговорить с Мадо. Не в приемной, а в ее коттедже на территории Департамента. Рабочий день уже закончился, Мадо, надо думать, уже получила необходимые указания. А что сотрудники в свободное время ходят друг к другу в гости, так здесь так было заведено и не вызывало пересудов. «Прямо как до войны», — умилялись те, кто был постарше. Впрочем, о том, что здесь многое «как до войны», Фанку нередко приходилось слышать. Нет, здесь не сожалели о проклятом старом режиме. Но чистый воздух, деревья, зелень, занятия спортом, игры, милая, ни к чему не обязывающая болтовня в нерабочее время — где еще такое увидишь?
Но Мадо не склонна была умиляться, хотя и принадлежала к числу тех, кто помнил, как было «до войны». Эта бледная, внешне ничем не примечательная женщина лет сорока с небольшим очень мало напоминала секретарш, работавших у прочих больших начальников. В Департамент она попала задолго до Фанка и даже до нынешнего директора. Была лаборанткой в отделе прикладных физических исследований. Она была выродком, но в ДСИ работали и такие, если они попадали в реестр «полезных государству». Странник после вступления в должность ознакомился с личными делами всех тогдашних сотрудников и произвел некоторые кадровые перемещения. Так Мадо стала секретарем шефа.
