От таких мыслей и от всего, что произошло за день, Рада утомилась и уснула, хотя на бетонном полу было холодно и все тело ломило. Однако она понимала — чтоб тебе матрац или одеяло выделили, нужно будет отработать, порядок в этой жизни такой, и потому не просила ни о чем.
На другой день случай отработать бы и представился — так Шконка ей сказала. Мол, в конце недели начальник блока со товарищи выходной отмечают, это завсегда так, и подарки им полагаются. И от надзирательниц, и от заключенных. Так что, сказала, пойдешь, когда кликнут.
Рада уже хорошо понимала, в чем такая отработка заключается, и спорить не стала.
Возразила, как ни странно, Теу:
— Ты что задумала, колода жирная? Девчонка совсем мала еще!
— Не твое сучье дело, — огрызнулась Шконка. — Не тебе тут решать, уродина!
Было странно слышать, как такая бабища называет уродиной красавицу Теу, но все — и Рада тоже — знали, почему так.
— Вот как? — Теу усмехнулась. — Слово мое такое — мелкую не трогай.
— Ишь, раскомандовалась. Тут тебе не при Упыре, койку ему греть, тут за тебе заступаться некому! Или, может, сама пойдешь заместо малявки? Так тобой, припадочной, и вертухаи побрезгуют, заразишь еще!
— И сама не пойду, и малявку не пущу. — На лице Теу была все та же нехорошая улыбка. — А для таких, как ты, Упырь мне не надобен, сама справлюсь. — Она внезапно поднялась с нары. — А ну, место дайте, и чтоб все прочие не лезли!
Бабы и девки подвинулись, освобождая место в середине камеры. Ну, кто бы пропустил такое бесплатное развлечение, как драка?
Шконка, конечно, вовсе не испугалась, а двинулась навстречу Теу, выпятив живот и сиськи. Чего тут было пугаться — она была куда как больше и тяжелее Теу, кулаки как у мужика, а Теу и в прежние времена руками явно работать не приходилось, и в нынешние, наверное, тоже.
Раде часто приходилось видеть, как дерутся взрослые женщины, еще со времен войны. За деньги, за съестное, за место в бомбоубежище, за мужиков… царапают друг другу рожи ногтями, за космы дерут, плюются, пинаются. То, что здесь происходило, было ничуть на это не похоже.
Шконка все стремилась приладить Теу кулаком по лицу, по ее недопустимо красивому лицу, и если б достала со всей силой — точно бы сломала нос или челюсть. Но достать не могла — Теу уклонялась от удара, двигаясь какими-то текучими движениями, словно в танце, ну да, она ж танцевать училась… а что она еще может сделать? Даже если она ударит, все равно через все слои жира не пробьет, да и руки у нее для того не приспособлены…
Странно было это видеть, вообще все было странно. С тех пор, как погибли родители, за Раду никто никогда не заступался, и она привыкла к тому, что это правильно, такой в жизни закон, это ее обязанность — заступаться, за брата, за дядю… И хотя Рада понимала, что она — только предлог, и Теу со Шконкой доказывают всей камере, кто здесь главный, все равно Теу вышла драться из-за нее…
А потом Теу нанесла удар — и вовсе не рукой, она все так же, словно танцуя, прыгнула и пнула Шконку в брюхо, а потом еще раз, та заорала и грохнулась оземь, но этого было ей недостаточно, она с неожиданной прытью подскочила, извлекая из недр своих необъятных грудей самодельный нож, изготовленный из обломка металлической миски. Но прежде чем она успела пустить его в ход, Теу крутанулась как юла, ее нога ударила не успевшей распрямиться Шконке в зубы, и Шконка осела на задницу, а потом окончательно свалилась на спину. Теу плюнула ей в лицо.
— Что, заразная я? — зло спросила она. — Вот и жди теперь, как зараза проявится.
После этого она вернулась на нары. Все шарахались от нее. И даже Нолу не спешила подойти. А Шконку закатали куда-то в угол.
Вечером женщины опять пели, Рада не запомнила что, а Теу снова корчилась, кутаясь в одеяло.
Когда все затихли, Рада подсела к ней, сползшее одеяло поправила.
— Что, по-прежнему думаешь, что тебе лучше? — Голос у девушки после припадка был сиплый. — Не каждый день за тебя уродины вроде меня будут заступаться.
— Ничего. Теперь долго не сидят. А на исправление мне по годам не положено.
— А если на принудительные работы пошлют?
— Сбегу.
— Вот как? А я-то думала, ты покорная девочка, со всем соглашаешься…
— Мне иначе нельзя. Брат без меня пропадет.
— Вообще-то это братья должны о сестрах заботиться, а не наоборот.
— Он маленький еще… четыре года… а дядька и себя-то прокормить не может, не то что…
Разговор затих сам собой.
На другой день, не самым ранним утром — после побудки прошло часа два, — дверь с лязгом распахнулась, и появилась надзирательница.
— Теута Арбори, на допрос! — И злорадно добавила: — Довыпендривалась, уродина? Сам господин председатель Черного трибунала прибымши по делу Упыря. Теперь-то тебе не отвертеться.
Теу, казалось, была совершенно спокойна. Она поднялась, тряхнула головой, поправляя стриженые волосы, и спокойно направилась к двери.
Рада во все глаза следила, как та исчезает в черном проеме. Она была уверена, что больше никогда не увидит Теу.
3. «Хрустальный лебедь»
Департамент Общественного Здоровья, контрразведка и прокуратура.
Предварительная проверка подтвердила догадку Волдыря — а шеф ДОЗа и не сомневался, что так и будет. Сотрудница Специальной студии и помощница (бес знает, как эта должность на их птичьем языке называется) профессора Мегу во оны времена сидела в тюрьме по статье «мошенничество». Достойное прошлое для тех, кто работает в этом мошенническом учреждении. И это не стоило бы внимания, если бы одновременно с нею в уголовной тюрьме не парилась подруга детства этой самой Нолу. Времена были такие — ведомства еще не окончательно определились со сферой деятельности, вместе держали взрослых и малолеток, выродков и обычных граждан. Потом-то уже такого не было.
Прошлое супруги государственного прокурора давно не было для Волдыря тайной. И уж конечно, Умник знал, что Волдырю известно, из каких таких великосветских пансионов прокурор взял себе жену. Никогда шеф ДОЗа этим знанием коллегу не шантажировал. Не видел смысла. Наверняка те, от кого Умник находится в прямой зависимости, и так все знают. Достаточно просто держать Умника в дополнительном напряжении. Да и дамочка не провоцировала активных действий. Сопровождала мужа на частные приемы и вечеринки, сидела во главе стола, когда Умник принимал гостей, вела дом — а так особо не светилась. Это вам не старый режим с его балами, благотворительными аукционами и фотографиями на обложках глянцевых журналов. То есть журналы и теперь есть, правда, качеством похуже, и благотворительность в наличии, но ежели ты замужем за одним из высших должностных лиц, не высовывайся. Мы анонимны. А если тебе захотелось поблистать, то прежде чем успеешь — уберут без шума.
