– Тогда поспеши за мной, я приведу тебя к ней.
Никакой угрозы не было в ее облике. И даже голос ее звучал несколько по-иному. Гонец сделал охранительный знак. Воистину никто не может понять Проклятых!
Гейр встретила гонца из Наотара у порога старой башни, приспособленной под жилье. Весь отряд Проклятых, разумеется, не мог разместиться в ней, но они привыкли к ночевкам под открытым небом, к тому же часть из них постоянно находилась в патруле.
Гейр спустилась, а не велела привести гонца к себе. По северным понятиям это показалось бы умалением собственного достоинства, но сейчас для Гейр эта заброшенная башня была заменой Крепости, в Крепость же чужих не пускают. Предрассудок? Что же – где бы ни была Проклятая, Крепость пребудет с ней.
Гонец, и без того обескураженный переменами, происшедшими с Ауме, перед лицом Старшей совсем потерялся.
– Госпожа… я от Мудреца… от Сангара…
– Что Сангар хочет передать мне?
– Он просит тебя отпустить его ученицу… Ардви… ему в помощь.
– Где Ардви? – спросила Гейр.
Ответила Ульг, бывшая ночью в дозоре вместе с Пришлой:
– Она сказала, что едет в горы.
– Когда вернется, пусть придет ко мне. А ты, – обратилась Гейр к гонцу, – можешь отдыхать. Потом возвращайся и передай Сангару, что Ардви приедет в Наотар.
Ардви и Элме появились в лагере почти одновременно, правда, с противоположных его концов.
Элме напрасно теряла время, разыскивая Пришлую в долине Бельторн. Ардви была там, где и говорила, отъезжая, – в Унгуде. Она, разумеется, давно заметила, что Элме следит за ней, и порой позволяла себе оторваться. Привычка вычислить слежку и путать следы образовалась у нее давно, еще в Городе, во времена учительства, когда за ней по пятам ходил фискал Верховных коллегий. В Городе слежка и шпионаж были искусством, и на этом фоне потуги Элме выглядели чистейшим дилетантством. Однако Ардви водила ее за нос без всякой злобы. Подозрительность Элме лишь забавляла ее и давала возможность пошутить. Она ведь любила шутить, а случаи для этого представлялись так редко.
И то, что она была так весела, и то, что Ауме тут же подбежала к ней, не обратив внимания на сестру, и они вместе направились к Старшей, которая сейчас находилась вне башни, посреди лагеря, – еще добавило яду к ярости Элме, вонзилось, как рыболовный крючок в ладонь.
Старшая передала Ардви просьбу Сангара и спросила:
– Что ты скажешь в ответ?
– Это зависит от того, нужна ли я общине. – Она говорила спокойно, и спокойно было ее лицо. – Если мое присутствие необходимо, я останусь, если нет – поеду.
Старшая одобрила и ответ, и тон, которым он был высказан.
– Выезжай, когда сможешь.
– Тогда я еду сейчас. Мой конь не устал.
– Старшая! – вступила Ауме. – Дозволь мне сопровождать Ардви в Наотар!
А вот это было уже лишнее.
– Сангар назвал только имя Ардви.
Ауме не могла сдержать огорчения, но ей и в голову не могло прийти, что можно возразить Старшей. Она печально последовала за Ардви к коновязи. Слегка воспряла, услышав голос Пришлой:
– Не грусти. Если надо что-нибудь ему передать, я передам.
Элме не слышала, о чем сестра говорит с Пришлой. Ей достаточно было видеть, что они разговаривают. Ненависть к Ардви душила ее, захлестывала горло, как удавкой. Она отняла у Элме дружбу сестры. Она уподобляется жалким горожанам. Она не соблюдает обычаев. И все, все сходит ей с рук! Нет, нужно что-то делать! Если ее не остановить, она навлечет на Крепость великие бедствия.
Упорный, угрюмый взгляд Элме не укрылся от внимания Старшей, но она не придала ему особого значения. Гейр, конечно, понимала, что Элме не любит Пришлую, однако полагала это обычным недоверием Проклятых к чужакам. Но ненавидеть? Проклятые вообще должны быть свободны от ненависти, а уж чтоб Проклятая ненавидела Проклятую – такое и вовсе невозможно было представить.
Ардви вскочила в седло. Трое Проклятых смотрели ей вслед, и каждая видела разное. Но они остались позади, а ее дорога через вересковые поля Бельторна – вперед. Одна, в чужой стране, и так всегда, и все равно ей весело. Она едет к учителю, Проклятые защищают страну от захватчиков, короче, все идет как надо, и всяк на своем месте.
Кроме того, она одна, но, пожалуй, больше не одинока среди Проклятых. Ауме и Гейр – на ее стороне.
Ауме. Это особый разговор. Она опечалилась, потому что не может поехать в Наотар и снова увидеться с Грианом, хотя, судя по всему, расстались они совсем недавно. Любовь, демон меня заешь. Что ж, Закон не запрещает Проклятым любить, правда, и не поощряет, он вообще молчит на этот счет. Свобода, значит. Очень хорошо. В духе постулатов Сангара.
А вот она, Ардви, никого не любит. Если уточнить формулировку – так не любит. Ну и что же? Ведь ее тоже так не любят и, наверное, не полюбят никогда. Мужчины не выносят насмешек, если только они не стары и мудры. А если Ардви перестанет смеяться, то это будет уже не Ардви. Поэтому ее и любят лишь старики, женщины и дети. Сангар, Оми и Хардар.
Она почему-то вспомнила ту, о ком не вспоминала уже давно, – Оми, заменившую ей мать и всегда глядевшую на нее с любовью и испугом. Как курица, высидевшая… даже не утенка, а нечто, совсем не похожее на птицу. Котенка или щенка.
Бедная Оми. Сколько помню ее, она все плакала. Как сказал однажды Сангар: «Оми – означает «душа», а жребием души в нашем мире являются страдания». Бедная Оми! Лучше ей ничего не знать о моей нынешней жизни. Ее и Сангар-то принять не может, а она бы совсем извелась.
Хорошо, что она не стала посылать известий в Город, как предлагал Ассари. Все правильно. А сейчас нужно торопиться. Вдруг учитель заболел?
Сангар не заболел, хотя вид имел скверный. Он сидел в углу, набросив на плечи полученную на поле Тергем овчину, и упорно отказывался вступать в разговор. Лардан понял, что беседовать придется с ученицей. Может быть, через нее удастся повлиять на упрямого старика. Кто знает? И так уж большая победа, что он согласился вызвать ее в Наотар. Какая бы она ни была, она – Проклятая, а Проклятые, как профессиональные воительницы, не могут не интересоваться делами войны.
Объект его умозаключений тем временем сидел за столом и насвистывал. Лардану это показалось естественным для Проклятой. Он никогда не бывал в Городе городов и, ясное дело, не мог знать, что мелодия, которую он слышит, никакого отношения к языку Проклятых не имеет, а принадлежит старинной дамгальской песенке:
Я последним куском
Поделюсь с подлецом,
С вором, шлюхой, бродягой,
Но не с дураком.
Я жулью и отребью
Предоставлю свой кров,
И с доносчиком выпью,
Коли надо, без слов,
С наглецом и лжецом,
