– Отдыхаю. А у вас, насколько я помню, сегодня дежурство.
– Да. Осталось, – она взглянула на часы и захлопнула книгу, – десять минут.
– Не понимаю, зачем вам выходить наружу, когда у вас совсем другая специальность.
– Ну, диспетчер наружу не выходит, он сидит в саркофаге…
– Уходите от ответа.
– Безделье развращает – вы этого не знали? Психолог – это не врач, который здесь всегда может понадобиться. Наш персонал удручающе нормален. За два года у меня было всего три серьезные консультации. Можете проверить. Остальные являются к психологу в основном, чтобы изложить свежие сплетни.
– Какие свежие сплетни могут быть на Станции?
– Те же, что во всех закрытых институтах. Кто, с кем и почему. Поневоле захочется выбраться на поверхность.
– А опасность? – Крамер невольно покосился на руку Вероники, лежавшую поверх переплета. На тыльной стороне кисти был заметен шрам.
– А опасности организуют… Вы ведь добиваетесь от нас четкой организации?
Она поднялась и поставила книгу – громоздкий, весьма потрепанный том – на полку, вернулась к креслу, но не села, осталась стоять напротив – невысокая, светлые волосы до плеч, неизменная черная кожаная куртка, протершаяся по швам, и косынка на шее (на Станции ходили в цивильном). Довольно приятная женщина, но типичный сухарь в отличие от Эммы и Лины.
Не успел Крамер вспомнить о Лине, как запела дверь и Лина появилась на пороге, видимо, только что сменилась, а следом за ней ввалился Андерсон.
– Привет, – буркнул он.
Лина вместо приветствия кивнула с небрежностью, позволительной только красивым женщинам.
– Взаимно. Я не знал, Бен, что вы так скоро вернетесь.
– Жестянка подобрала, а то добирался бы… – На Гекате, как и везде, жестянками именовали флаеры, а вездеходы – саркофагами. – А вы тут воркуете, как я погляжу.
– Я только отговаривал Веронику от дежурства на связи.
– А я говорю, что от меня не отломится, если я раз в неделю выйду со станции.
– Что? Что? – моргнул Андерсен.
– Действительно, Вероника, вы иногда как-то непонятно выражаетесь.
– Ну, это устарелая конструкция. Допотопный сленг. Означает, что я не понесу ущерба. Мы, историки, иногда забываем, в каком веке живем… – Она нагнулась над креслом. – Лина, это не ваше хозяйство я здесь обнаружила?
– О! Мое вязанье. Вот спасибо! А я-то места не нахожу, все думаю, где я его позабыла.
Лина Альвер была гораздо красивее Вероники, а посему могла позволить себе толику дружелюбия.
Взяв вязанье, она осторожно опустилась в кресло. В соседнее с шумом плюхнулся Андерсон.
Вероника доброжелательно, насколько позволяли очки, взглянула на общество.
– Что ж, отдыхайте. А у меня время вышло. Ухожу.
– Удачи вам, – сказал Крамер, когда она уже закрывала за собой дверь.
– Никогда не желайте удачи выходящему на поверхность, – заметила Лина.
– Это почему?
– Плохая примета, – объяснил Андерсон.
– А у вас как дела?
– Паршиво…
– Что так?
– Видели результаты последних разведок? Если так будет продолжаться, компания прогорит с третьей космической скоростью. Слишком широко мы здесь развернулись.
– Наши главные задачи – научно-исследовательские, а не промышленные.
– А на кой черт такие шахты отгрохали? И систему защиты строят, и Шульц, между прочим, торчит там целыми сутками! А Геката скоро будет вывернута, как пустой карман!
– Не переживайте. На наш век хватит.
– Это вы так говорите. А мне перед Барнавом отчитываться.
– Вы сейчас к нему?
– Да. – Андерсон вскочил. Крамера всегда поражала эта его манера мгновенно собираться, каким бы расслабленным он ни казался. Сразу виден практик. Впрочем, других здесь не водится. – Покончу-ка я с этим поскорее. Поругаемся и лягу спать…
– Надеюсь, вы, Лина, – спросил Крамер после его ухода, – не поддаетесь этим упадническим настроениям?
– Меня они не волнуют. – Она на мгновение подняла глаза от мелькающих спиц. – Даже если компания полностью разорится, врачи будут нужны всегда.
– И красивые женщины – тоже.
– Благодарю, – холодно сказала она и снова погрузилась в вязание.
Крамер размышлял: «Лина здесь с самого начала работает и, как врач, вероятно, многое знает. Однако расспрашивать ее рано. Это всегда можно успеть».
Дверь закрылась за ним с ужасающим скрипом. Но Лина, как и Вероника, не обратила на это внимания.
Догадываясь, что беседа Андерсона с Барнавом займет не много времени, Крамер все же не хотел являться к заместителю в присутствии Бена. Поэтому он направился в операторскую.
В коридоре никого не было. Пол выстлан мягким пластиком, шаги пружинят и почти не слышны. Коридор как коридор, обычный, едва ли не в каждой конторе такой имеется. А то, что снаружи – вечная тьма, в которой висят созвездия, невиданные на Земле, и белая холодная Рамнусия, – это все равно. Это – Геката. Говорят, через миллион-другой земных лет будет здесь приличная атмосфера, но пока что невеселое место. Впрочем, неизвестно, что здесь будет даже через год. И будет ли вообще.
Он увидел табличку «Никто не должен мешать работе оператора!» и смело вошел. К нему надпись не относилась. Маленький Алек выпрямился с недовольным выражением на остром лице.
– Проверяете? – сказал он вместо приветствия. И снова сгорбился над пультом, бормоча: – Мне что? Я работаю…
– Никто вас не думает проверять. Просто хочу взглянуть, что там снаружи.
– А вот они все. – Алек ткнул в сторону карты-схемы. По черной, как ночь Гекаты, поверхности каплями крови ползли красные точки, обозначавшие движущиеся объекты. И База с шахтами тлела, как горсть углей.
– Выходят на связь каждые полчаса. Кроме экстренных случаев, конечно.
Его перебил новый голос.
– Вызываю Гекату-1. Эй, на вахте! Говорит Оскар. Пролетаю над тектонической трещиной перед Мизраховым Горбом. Предупреди ребят, чтобы не лезли сюда, а обошли.
– Ладно, передам. Принял Эрманн. – Очевидно, пилот отключился, потому что оператор, не оборачиваясь к Крамеру, спросил: – А что слышно насчет прилета «Одина»?
– Откуда у вас такие сведения?
Их снова перебили – послышался голос человека, не привыкшего к возражениям:
– Геката-1! Вызывает Геката-2. Говорит Шульц. Найдите мне Камински – и немедленно!
– Геката-2! Говорит Эрманн. Координаты Камински – квадрат Е-северный, 6.
Еще кто-то подключился, требовал, сообщал, и вот он наконец, голос, которого Крамер неосознанно ждал.
