— Я не встречаюсь с Балтазаром.
Лукас поднял голову и недоверчиво посмотрел на меня.
— Нет?
— Нет. Мы с ним никогда не были парой — ну, взаправду.
— Понятно. — Лукас снова переступил с ноги на ногу — он
разрывался между надеждой и неуверенностью. — Слушай, я понимаю, что сделал
глупость, но если бы я мог...
Я вскочила со скамьи и обняла его, уткнувшись в его шею.
Лукас крепко прижал меня к себе, и мы долго молчали. Думаю, мы просто не могли
говорить. Было так невероятно хорошо снова его обнимать, чувствовать его рядом
— и это тогда, когда я решила, что навеки потеряла его. Разве я не просила его
верить, что мы всегда отыщем друг друга? Нужно было прислушаться к собственному
совету.
— Я так сильно тебя люблю, — прошептала наконец я.
— Я тоже тебя люблю. Клянусь Богом, я больше никогда ничего
не испорчу!
— Но ты был во всем прав.
Руки Лукаса приглаживали мои волосы.
— Это вряд ли.
— Лукас, я серьезно. Ты знал, что мои родители врут. Знал,
что на самом деле представляют из себя вампиры. Если бы я тебя слушала, ничего
этого не случилось бы.
— Ого! — Лукас взял меня за руки и посадил на скамью.
Голубая луна светила на нас сквозь листья плюща. — Это ты о чем?
И я вывалила на него все: правду о том, как я родилась, как
на меня охотились призраки, как я оказалась пешкой в борьбе между призраками и
вампирами, причем обе стороны были одинаково отвратительными. Я не умолчала
даже о том, что случилось между мной и Балтазаром, потому что меня уже тошнило
от вранья. В этом месте Лукас плотно сжал губы, но не произнес ни слова.
Закончив, я положила голову на его широкое плечо. Лукас
обнял меня и сказал только одно:
— Нужно забирать тебя отсюда.
— Ты предлагаешь мне снова убежать с тобой?
— Да. На этот раз навсегда.
— Призраки все равно меня найдут.
— В Черном Кресте есть люди, разбирающиеся в призраках. Мы
сможем помочь тебе, даже если ты не пойдешь со мной, но я надеюсь, что пойдешь.
— Я пойду с тобой. — Я знала, что смогу это сделать. Нигде в
мире вампиров для меня не было будущего. — Мне только хочется знать, чем я
стану.
— В смысле?
— Я не хочу становиться настоящим вампиром. Никогда. — Я
подняла к нему лицо. — Но если я не стану вампиром... Что происходит с такими,
как я?
Лукас криво улыбнулся:
— Не знаю. Но думаю, ты станешь тем, кем захочешь.
Мы нежно поцеловались, а потом просто сидели и смотрели друг
на друга. Раньше мы не могли оторваться друг от друга, но эта ночь стала совсем
другой. Спокойной. Думаю, мы оба понимали, насколько важен для нас этот момент.
— Последняя пятница мая, — произнесла я наконец.
— Это последний день экзаменов?
— Да. Это значит, что во дворе будет множество машин,
приехавших, чтобы забрать учеников домой. В толпе я легко смогу ускользнуть.
Родители... они решат, что я уехала с Ракелью или еще с кем-нибудь, а это даст
нам несколько дней форы до того, как они начнут меня искать. — Несмотря ни на
что, я не сомневалась, что они не оставят меня в покое. — Я могла бы сбежать и
сегодня... и хотела бы, но они сразу заподозрят неладное. Если мы дождемся
последней пятницы мая, у нас будет большое преимущество.
— Значит, всего один месяц.
— И тогда мы всегда будем вместе.
— Я хотел сказать, что у меня есть месяц, чтобы решить, что
мы будем делать потом, — объяснил Лукас. — Но я все улажу. Обещаю, Бьянка, я
буду о тебе заботиться.
Я откинула его взлохмаченные волосы с лица.
— А я буду заботиться о тебе.
Вдалеке что-то треснуло. Мы резко выпрямились, но, к моему
облегчению, это была всего лишь ветка. Однако мы оба вспомнили, как опасно для
Лукаса находиться тут.
— Тебе нужно уходить, — сказала я. — Прямо сейчас.
— Ухожу. Я люблю тебя. — Лукас грубо поцеловал меня, так,
что заболели губы.
Руки его сжали мои бедра, и мне захотелось никуда его не
отпускать. Но когда он отодвинулся, я позволила ему уйти. Он побежал в лес, не
оглядываясь. Я понимала, откуда у него на это силы. Легче сказать «до
свидания», если это ненадолго.
Май стал для меня лучшим месяцем моей жизни, во всяком
случае поначалу.
Дни были всего лишь клеточками в календаре, которые я
перечеркивала красным крестиком. И каждый день приближал меня к Лукасу и
свободе. На уроках я грезила наяву, и меня часто одергивали — не только миссис
Бетани, но и другие учителя. Но какое мне было до них дело? Даже если я провалю
все экзамены до единого, вряд ли я вернусь сюда, чтобы забрать свой табель.
Куда проще было смотреть в окно и мечтать о Лукасе, поигрывая обсидиановым
кулоном на шее, чем сосредоточенно думать о Генрихе V.
Время от времени на меня нападали странные сомнения. Теперь
я не поступлю в колледж. Как мы будем поддерживать связь с Виком и Ракелью?
Увижу ли я когда-нибудь Балтазара? Смогу ли забрать свой телескоп? Но все это
не имело никакого значения по сравнению с выбором: побег из «Вечной ночи» или
«судьба», уготовленная мне родителями и учителями. У меня был всего один шанс
вырваться на свободу и быть с парнем, которого я любила. И я собиралась его
использовать.
Я даже начала складывать те немногие вещи, что взяла с собой
в жилище миссис Бетани. Именно этим я и занималась, когда как-то вечером в
середине мая меня испугал стук в дверь.
Кто бы это мог быть? Быстро затолкав наполовину уложенную
сумку под кровать, я торопливо вышла в гостиную и крикнула:
— Заходите!
Вошла миссис Бетани, как всегда величественная, в длинной
черной юбке и серой блузке с высоким воротником.
— Какая нелепость, — произнесла она, обращаясь к самой себе.
— Стучаться в собственную дверь!
— Миссис Бетани, здравствуйте. Вам что-нибудь нужно? — «Если
ей помочь, она быстрее уберется отсюда», — подумала я.
Не остановившись, миссис Бетани проплыла мимо меня в
спальню.
— Мне нужно забрать кое-какие вещи. И я хотела убедиться,
что вы не забываете поливать мои фиалки.
— Вообще-то они растут просто прекрасно.
— Вижу. — Миссис Бетани замерла и уставилась на стену. — Что
это, ради всего святого, за кошмар такой?
— Вы про артпроект? Это один из коллажей Ракели. Она назвала
его «Эти губы будут тебе лгать». — Проект представлял собой огромный лист с
самыми разнообразными губами — кроваво-красными, персиковыми, оранжевыми,
нарисованными помадой и пронзенными неровными изломанными черными полосками и
стрелками. Еще там были изображены ножи и пистолеты, потому что Ракель заявила,
что ни одно произведение искусства, посвященное обману в любви, не может
обойтись без враждебных фаллических символов. — Вам нравится?
