Разведка не принесла тревожных сведений. Те, кто собрался у колодца, могли следовать своими путями. Снялся с места, пополнив запас воды и провианта, и отряд пограничной стражи. Двигаясь на восток, они должны были вновь пересечь пески и каменистые пустоши, граничащие с Хатралем и Дебеном, и в конце снова вернуться в долину Зерах. А до той поры им не встретилось бы ни одного поселения. Они могли рассчитывать только на колодцы и устроенные князьями Каафа водные цистерны для караванов.
Слабые упования Дарды на то, что Хариф не последует за ними, не оправдались. Она готова была счесть, что этот человек не в своем уме. Конечно, все, кто утверждают, будто видят будущее, безумцы, или мошенники, или и то и другое. Хариф, похоже, принадлежал к третьей категории. В лживости его речей она не сомневалась. Но какую выгоду он мог преследовать, странствуя вместе с ними по пустыне? Пограничные стражи не скрывались от опасности, напротив, они искали ее. И не всегда их столкновения с противниками заканчивались так удачно, как в этом рейде (хотя Паучиха, как предводительница, по-прежнему оставалась самой удачливой из всех, кого помнили жители княжества). И возлагать надежду на бесконечное везение мог только безумец. Их везение основывалось на том, что люди Паучихи были отличными бойцами. Когда она сказала об этом Харифу, он спокойно ответил, что ему переучиваться поздно, он и когда был зрячим, никого не убивал. Слышать это было странно. Все мужчины, с которыми Дарда общалась с тех пор, как покинула родной дом, были обучены сражаться и убивать – одни лучше, другие хуже. Даже князь Иммер, какое бы комичное впечатление он не производил, был неплохим воякой. Исключение составлял преподобный Нахшеон. Но он был жрец. Хариф жрецом быть не мог, ибо его богом был Хаддад, а в жрецы Пастыря Облаков не допускались люди, имевшие увечья, даже незначительные. Такое же требование предъявлял к своим служителям и Кемош-Ларан. Но это было единственное, что роднило Хаддада и Шлемоблещущего. Так утверждал Хариф, который еще в молодости обошел не только Нир, но и окрестные государства. Тогда то, что являли ему боги, он мог видеть не только духовным зрением…
Его расспрашивали об этом на привалах. Рассказывали и сами, с неожиданным упоением вспоминая былые приключения. Вряд ли они рассчитывали на то, что Хариф сделает их героями бесчисленных историй. Просто приятно было повествовать об этом свежему человеку. Вспоминали, например, как расправились с большой бандой из Дебена. Это было в предгорьях. Дебенцы занимали чрезвычайно выгодную позицию в узком ущелье, ограниченном высокими отвесными скалами. Казалось, выбить их оттуда невозможно. Но всадники пустыни забыли, что их противникам прежде нередко приходилось преодолевать сходные преграды, карабкаясь если не по скалам, то по стенам домов, дворцов и храмов. А Паучиха – она и есть Паучиха, не зря ее так прозвали, она не то, что по стенам – по воздуху бегать может. Они обошли ущелье, спустились по скалам и подожгли дебенцев сверху. Забросали факелами. Ночью было дело. Дивное было зрелище, словами не опишешь, преисподняя и та завидовала. Кони бесятся, огонь тушить нечем – красота! А тех, кто вырвался из ущелья, убивали. Конечно, выходы были перекрыты, иначе стоило бы представление затевать!
Воспоминания множились, и никто не сомневался, что подобных приключений предстоит пережить еще вдоволь. Или не пережить. Кроме грабителей сюда являются и мстители. То есть, они тоже грабят и угоняют людей в рабство, но главное для них – мщение за сородичей, коварно и подло убитыми вероломными нирцами. То, что эти сородичи были разбойниками и грабителями, а нирцы защищали свою землю, значения не имеет. Да к тому недавно попались еще эти, из Фейята. А о жителях Фейята говорили, что если их укусит вошь, они не успокоятся, пока не укусят ее в ответ. И когда-нибудь, если не сейчас, то в следующем рейде, встреча с новыми налетчиками из Фейята была неминуема.
Были и другие опасности – хищные звери. В предгорьях водились медведи, здесь они взаправду были, в отличие от Илая, а в пустыне, как поговаривали, еще оставались львы. Правда, никто из людей Паучихи львов воочию не видел, скорее всего истории о львах были отголосками каких-то южных рассказов. Но может быть, пастухи, стращавшие их львами, и не лгали – должно быть, были годы, когда львы приходили с юга, где обитали во множестве. А волки и шакалы! Они рыскали по пустыне и по предгорьям, и нужно соблюдать осторожность и стеречь лошадей. Люди Паучихи носили на себе шрамы не только от мечей и стрел разбойников, но и от волчьих зубов.
А песчаные бури, стоившие жизни стольким путникам? Да что там говорить, опасность заполняла все их существование, и она же придавало ему смысл.
Но пока похоже было на то, что предсказание слепого Харифа снова оказалось правдой. Он хотел остаться в отряде, потому что в этом случае ему ничто не угрожало. И в самом деле, рейд их казался вольным странствием, и словно бы грабители и волки спешили убраться с их пути в свои логова.
Но зиму никто отменить не мог. Ее в этих краях отличали ураганные ветра и пресловутые песчаные бури. Всякое движение на караванных путях прекращалось. Даже привычные ко всему пастухи спешили найти укрытия для себя и для своих стад, а купцы торопились под защиту городских стен.
Отряду Паучихи также пора было возвращаться в Кааф. Но прежде они остановились ради краткой передышки в долине Зерах. Урожай к тому времени был убран, и приход пограничных стражей совпал с осенними праздниками жителей долины. Людей Паучихи встретили с радостью – хотя бы потому, что пришли они, а не грабители. Радовались и стражи – предстоящему пиршеству, ибо в последние дни питались они скудно, воде, достаточной для того, чтобы можно было не только пить и поить лошадей, но и вымыться – а это для нирцев было немаловажно, и хмельному питью, худшему, чем то вино, что подавалось в Каафе, зато изобильному. Радовались женщинам, и не зря. Праздник урожая даже в тех селениях, где женщины и девушки в обычные дни скрывались за пологами и прятали лица, возвращал им позабытую свободу. С этим смирились – ночь праздника придет и уйдет, и жизнь вернется в обычное русло.
Дарда поставила шатер на краю долины. В пустыне она не делала этого, ночуя, как и остальные, под открытым небом. Но в селениях требовалось соблюдать достоинство вождя. Праздник, в отличие от подчиненных, ее не радовал. Научившись ценить то, чего не знала на протяжении первых тринадцати лет своей жизни – острую шутку, музыку, танцы и пение – Паучиха стремилась избегать веселых сборищ. Они слишком сильно напоминали ей о том, что отличает ее от прочих женщин. Но не показавшись на празднике вовсе, она проявила бы неуважение к селению, нередко предоставлявшему отряду приют и пропитание. Она умылась, переоделась в чистое, прикрыла лицо, и с закатом спустилась в деревню. Там уже были все ее люди, за исключением часовых, ибо даже в праздничные ночи не следовало забывать об осторожности.
Пировали под открытым небом, на деревенской площади. Нирцы в большинстве своем умело вели хозяйство даже на скудной земле, и голод был в этой стране редким явлением. Но в обычные дни пища была простой, и почти без мяса. Сегодня было не так. Закололи целого быка, и каждый из пирующих мог наслаждаться не только мясом, но и жирной, обильно перченой мясной похлебкой. Кроме этого, резали ягнят и коз. Был и свежий хлеб, и тыквенная каша, вареные чечевица и горох, и тертая редька. Грудами на глиняных блюдах лежали огурцы, финики и резаные ломтиками дыни. Для утоления жажды были пиво, сикера и хмельной мед – в городах почти не знали этого напитка.
