Книга Чудо и чудовище, страница 80. Автор книги Наталья Резанова

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Чудо и чудовище»

Cтраница 80

Этот ларь и понесли в носилках в храм Мелиты, когда настал день праздника. Сама царица отправилась пешком. Сие невозможно было представить в Зимране, но в Маоне так было принято, и Далла, когда жила здесь, всегда в торжественные дни шла со свитою от дворца до святилища, благо в размерах Маон значительно уступал столице.

Став царицей, она неизменно уделяла внимание нарядам и украшениям, но для этого шествия необходимо было нечто особенное. Платья, пошитые как на исконно нирский, так и на зимранский манер прискучили ей, казались слишком простыми . Ей нравились платья из Дельты – узкие, облегающие фигуру, оставляющие открытыми руки, плечи и грудь. Но не в таком платье идти пешком в жаркий день, особенно если кожа у тебя белая и нежная. А шамгарийские платья, считавшиеся сейчас самыми роскошными, были слишком глухими и тяжелыми. Но Далла нашла удачное решение . Она приказала пошить платье на шамгарийский манер – закрытое, свободное, с длинными распашными рукавами, но не из плотной тяжелой ткани, а из легкой, привезенной откуда-то из неизвестных Далле стран. Оно было золотистого цвета и выткано синими полумесяцами. Под ним не было обычного для шамгарийских нарядов нижнего платья, а только легкая рубашка. Пояс из крученой золотой нити был завязан под грудью, распашные рукава позволяли увидеть обнаженные руки, совершенство которых подчеркивали витые браслеты. Дополняли наряд широкий воротник-оплечье из золотых пластин и плащ из Калидны, вышитый перьями зимородка. О драгоценностях Далла размышляла особо, и остановилась наконец на подвесках и серьгах из сапфира. Во дворце хранился наследственный венец маонских князей, принадлежащий Адине, но он не шел ко всему убору и вообще был старомоден, поэтому Далла отдала предпочтение диадеме, привезенной из столицы. От зноя ее должны были уберечь легкое покрывало, окутывающее голову, и опахала служанок. И этого тоже никто не мог отнять у Даллы – богатства, что служит единственной достойной оправой красоте…

Так двигалась процессия. Телохранители открывали и замыкали царский выход, а городские стражи сдерживали напор толпы на улицах. Царица шла в середине процессии, следом за носилками с дарами для Мелиты, которые, поигрывая мускулами, тащили дворцовые рабы. Так же – вслед за дарами шествовала она и в юности. Только тогда вместе с ней шли подруги-сверстницы. Теперь у них свои семьи, и Далла вряд ли бы узнала их теперь. Ее сопровождали рабыни с опахалами из павлиньих перьев, переливчатых, как ткань царицына платья, и корзинами тяжелых маонских роз.

Народу на улицах было невиданное множество. Паломники и горожане кричали, пели, били в трещотки. Некоторые, хохоча, указывали на непривычные для них рогатые шлемы телохранителей. Но большинство из их славило свою красавицу-царицу, швыряя ей под ноги цветы. Женщины рыдали от переизбытка чувств.

А она шла, попирая маленькими ножками в расшитых жемчугом туфлях розы и ирисы, в сиянии царственности, молодости и красоты. И обожание толпы тоже неотъемлемо принадлежало ей, думала Далла. по крайней мере, до тех пор, пока она молода и прекрасна. И пока она царица. А если молодость и красота когда-нибудь пройдут, царицей она все равно останется.

Процессия ступила под своды храма – того храма, что был неразрывно связан с жизнью Даллы. За то время, что царица не была здесь, драгоценных даров, украшавших святилище, словно бы прибавилось. Сменилась и жрица. Новая оказалась примерно ровесницей Даллы – невысокая, округлая, с яркими сочными губами и волнистыми каштановыми волосами. Ее собрат во служении был лет на пять старше, мужчина крепкий, широкоплечий и носатый. Взгляд у него был с поволокой, а улыбка открывала белые зубы. Похоже, при том, что нынешней жрице из-за отсутствия в городе правителя не случается ежегодно исполнять обряд священного брака, скучать по ночам ей вряд ли приходится… Не то что Фратагуне. Эта мысль была совершенно неуместна, и тем не менее, пока они обменивались приветствиями, и священнослужители принимали подарки для богини, Далла никак не могла от нее избавиться. Жрица сообщила, что для царицы заготовлен ответный дар.

– Не будь наша царица так прекрасна, я бы побоялась его вручить, – двусмысленно улыбаясь, сказала она. – Но для избранницы Мелиты это в самый раз.

Это оказалось серебряным зеркалом чрезвычайно искусной работы, явно не нирской. Ручка его была выполнена в виде фигуры обнаженной женщины – само зеркало, круглое, прекрасно отполированное, помещалось у нее на голове, а рама изображала венок из фиалок – цветов Мелиты.

Такое зеркало было и впрямь достойно царицы, но не всякая женщина порадовалась бы подарку, позволяющему увидеть свое лицо вплоть до мельчайших черт. Увядающие женщины в Зимране приносили Мелите зеркала, дабы не видеть себя. Но Далле до такого было еще далеко. Когда же Далла перевела взгляд на знакомую ей с детства статую, мысли о ночных забавах жрицы вылетели у нее из головы.

Статуя не была больше белой! Ее снова раскрасили, и, видимо, недавно, потому что мрамор нигде не проглядывал из-под слоя краски и позолоты. И не без умысла. Оттенок кожи, волос, глаз… Возможно, под солнцем краски показались бы грубыми, а сходство не таким разительным. Но здесь, в храме, где колеблющееся пламя светильников отражалось в золоте утвари, Далле померещилось, что это она сама, обнаженная, стоит перед толпой, простирая к ней руку.

А в руке…

Сердце Даллы екнуло в груди. С протянутой (в мольбе, в благословении ?) руки Мелиты свисал на нитке из бус розовато-коричневый треугольный камешек. Амулет Берои, который она надела на шейку новорожденной княжеской дочери, и после оказавшийся у богини. Он так и остался в храме: свидетельство чуда… Теперь Далла знала, что это такое. Амулет был знаком Белиты-Баалат, госпожи всех женских обманов.

Умирая, Бероя не упомянула о нем. Но Далла не сомневалась, что нянька сама повесила его на руку статуи, правильно рассчитав, что в нужную минуту амулет послужит как знамение . Она все рассчитала правильно. Каждый день ходила с младенцем в святилище, чтоб к этому привыкли и не обращали внимания, сочинила историю, способную тронуть любое сердце, подготовила и осуществила задуманное безупречно…

Ледяной холод обжег тело Даллы. Зубы едва не застучали вот ознобеа, рубаха пропиталась потом. Неужели она всегда будет жить в этом проклятом страхе? В ожидании, что в любое мгновение явится некто и обличит ее!

Она царица, напомнила себе Далла. А царицы не выказывают страха ни перед чернью, ни перед священнослужителями. Царицы справедливы, они соблюдают меру в суровости и милосердии.

Она поманила к себе ближайшую из прислужниц и тихо сказала ей:

– Передай Бихри, что после богослужения я поговорю с просителями. С одним или двумя. Остальные пусть обращаются к наместнику.

Это решение сняло некоторую тяжесть с ее сердца, и Далла слушала пение жриц и наблюдала ритуал почти спокойно. Бихри тем временем отбирал тех, кого можно было допустить к царице. Ему было наплевать на их сословное положение. Он исходил из того, что в первую очередь обязан обеспечить безопасность госпожи. И следовательно, сразу отсечь тех, кто внушает хоть малую толику подозрения. А таковыми для него были все мужчины, кроме глубоких стариков, по ветхости неспособных совершить покушение. Но старцев среди тех, кто искал встречи с царицей, как раз не оказалось. Не хотел Бихри оказывать покровительства и тем, кто явно кичился богатством и знатностью. Он был юноша гордый, и сознание того, что его могут заподозрить, будто он принимает у просителя плату, было ему противно.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация