В покоях, которые отвели ей во дворце, она любила ходить босиком. При этом Норберт заметил, что пальцы на ногах у нее хоть и короче, чем на руках, но не менее развиты. Не то, чтоб это было уродливо, но внушало трудно преодолимое отвращение.
Дворцовые слуги явно невзлюбили «выскочку», и, не оскорбляя ее открыто, старались сторониться. Бесс это нисколько не задевало. По крайней мере, она не делала попыток наказать их, или, наоборот, добиться их расположения ласковым обращением и подачками. Денег у нее своих не было, однако Норберт позаботился о том, чтоб у нее имелось все, что подобает иметь любовнице принца.
Сейчас на ней было винно-красное платье из плотного шелка с зеленой вышивкой по подолу. Рукава платья также были отделаны зеленым. Зачесанные кверху волосы сдерживал украшенный бирюзой широкий венчик, а горло охватывало рубиновое ожерелье. Поднимаясь в седло, она не преминула заметить, что наверняка нынче в городе какой-нибудь бродячий монах скажет проповедь о блуднице в багрянице, и вряд ли ошиблась. Но она не выглядела этим расстроенной.
Норберт, не любивший внешнего блеска, был облачен в коричневый бархатный кафтан с соболиной опушкой. Единственная роскошь, которую он себе позволил, были золотые пуговицы, и золотая бахрома на шляпе. В турнире участвовать он не собирался, и был вооружен лишь кинжалом у пояса. Но охрана его была в полном вооружении.
Пока ехали по городу, они с Бессейрой не обменялись ни словом. Что вовсе не означало, что она обижена на своего покровителя-подопечного либо пребывает в мрачном настроении. Норберт уже зарекся угадывать причины ее молчаливости или разговорчивости, Когда миновали Эрдские ворота и, обогнав купеческий обоз, оказались на открытой дороге, она внезапно спросила:
– Слушай, почему тебя называют вдовцом? Насколько мне известно, ты не был женат.
Норберт поморщился.
– Я ее даже никогда не видел. Нас сговорили в детстве, и помолвка была по доверенности. А потом она умерла, – слава Богу, своей смертью. Но, не знаю, как у вас на Юге, а у нас формальная помолвка приравнивается к браку.
– И давно это было?
– Еще до мятежа в Эрде. А поскольку у герцога Тирни нет в запасе ни сестер, ни дочерей, больше речи об этом не было.
– Ясно.
И она снова умолкла. Поняв, что продолжения расспросов не последует, Норберт сжал коленями бока гнедого, и заскучавший Танкред легко перешел на галоп.
Они прибыли на Турнирное поле после полудня, когда закончились поединки новопосвященных рыцарей, сражавшихся, в основном, пешими. а также состязания оруженосцев в беге и стрельбе из лука, и благородное общество отдыхало в шатрах и под шелковыми навесами, где были выставлены столы с угощением.
Поздний приезд наследника многими был расценен как неуважение к особе императора. Однако были и такие, что сочли это проявлением утонченности и хорошего вкуса, ибо Норберт поспел как раз к тому времени, когда на ристалище должны были выйти лучшие бойцы. К последним, по общему мнению, относился и племянник императора принц Раднор. Он был единственным из императорской семьи, кто собирался преломить копье со славными противниками. Ян – Ульрих давно не участвовал в подобных забавах по возрасту, а наследник вообще их не любил, хотя ни здоровьем, ни телесной крепостью вроде бы не был обижен. Приходилось слышать, что такое пренебрежение благороднейшим из занятий недостойно человека, носящего рыцарское звание, и Норберт давно перестал отвечать на эти упреки, но не забыл о них.
– Ты тоже осуждаешь меня за то, что я не участвую в турнирах? – спросил он Бесс.
– Напротив. Мне приходилось слышать, что выставляющие боевые искусства на потеху публике – хуже, чем комедианты.
Эта точка зрения была для него нова и интересна. Но узнать о ней подробнее не было возможности.
Спешившись, они оказались среди людского водоворота. И если охрана оберегала его от давки, то шум он все равно ощущал, а яркость и пестрота слепила глаза и рассеивала внимание. Турнирное поле напоминало ярмарку. Торговцы выхваляли свой товар, шуты кривлялись, музыканты терзали струны. И чем ближе к длинному столу на зеленой лужайке, за которым расположились Ян – Ульрих со свитой – тем больше шелка и бархата вместо сукна и шерсти. И заодно больше открытых ртов и вытаращенных глаз. Неужто наследник решится представить любовницу императору? Как это понимать?
Каковы бы ни были намерения Норберта, в сей момент они не совершились. Госпожа Эльфледа уже давно заметила прибытие гостей и, встав из-за стола, направилась прогуляться в сопровождении своих дам. И как бы случайно оказалась на пути у Норберта с Бесс.
Про госпожу Эльфледу говорили в Тримейне много дурного, но кто может назвать фаворитку, про которую говорят много хорошего? Будто бы из-за нее государь забывает про дела правления. Будто бы она раздает своей многочисленной и голодной родне выгодные должности при дворе, укрепленные замки и богатые угодья. Что волосы у нее крашеные, а зубы вставные, и лет ей на десять, а то и на пятнадцать больше , чем она утверждает. Но сейчас даже самый злостный недоброжелатель не дал бы ей вблизи больше двадцати шести лет. Она походила на миниатюру в роскошно иллюминированной книге, которая изображает Юдифь, Эсфирь и прочих благородных дам древности в придворных платьях с туго затянутыми талиями, с длинными золотыми косами и с голубыми глазами. И если волосы можно выкрасить, зубы вставить, то белила и румяна при свете дня сразу бы стали различимы, а подделать цвет глаз и вовсе невозможно. Госпожа Эльфледа была облачена в голубое платье из скельского бархата и узкую душегрейку из переливчатой парчи, отделанную горностаем. Пресловутые косы были закручены по обе стороны лица и прикрыты вуалью с золотым венцом с наушниками. Эта мода, восхищавшая куаферов, почему-то приводила в негодование служителей церкви, умудрившаяся находить в безобидных наушниках сходство с дьявольскими рогами.
– Ах, ваше высочество, мой друг, – Норберт мог бы поклясться, что от природы голос фаворитки был на несколько тонов ниже, и нынешней звонкости в голосе она добилась длительными упражнениями. Она склонилась перед принцем, как требовал этикет, и продолжала. – Неужели эта молодая особа и есть та красавица, о которой нынче столько приходится слышать?
Прежде чем Норберт успел что-то сказать, Бессейра склонилась перед фавориткой в реверансе, еще более почтительном, чем та – перед наследником престола.
– Это – Бесс из Финнауна, – произнес он.
Бесс упоминала, откуда она родом, но это название ничего не говорило Норберту, а Эльфледе, похоже, и того меньше.
– Счастлива буду оказаться под вашим покровительством, сударыня, – добавила Бесс.
Длинные ресницы Эльфледы взметнулись, как бабочкины крылья, на губах заиграла улыбка.
– Ну, конечно, милочка! Вы будете сидеть нынче рядом со мной, я вам все покажу и объясню. Простите меня, мой принц, что я лишаю вас общества милой вам дамы, но это ненадолго… – Она подхватила Бесс под руку, и Норберт вынужденно кивнул. При всей своей неприязни к этой жадной интриганке, он не мог не восхититься наглостью, с которой Эльфледа отсекла Бесс от императора. Предупредила возможный скандал (это ясно всем), и заодно не дала Яну-Ульриху взглянуть на женщину значительно моложе себя. Даже если Бесс не в его вкусе.
