Книга Удар милосердия, страница 23. Автор книги Наталья Резанова

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Удар милосердия»

Cтраница 23

– Что он делает! – пробормотал Норберт. – Это прямое нарушение правил!

– Вовсе нет, – наставительно сказал император. – В нынешних правилах не сказано, что нельзя убивать лошадей.

– Это подразумевается!

– Но этого не сказано.

– Они должны сражаться одинаковым оружием!

– А они еще не сражаются. Смотри, не мешай…

Истекающий кровью буланый рухнул на землю, но Кархиддину каким-то чудом удалось соскочить с коня раньше, чем конская туша придавила его. Спрыгнул он не слишком удачно, – упал на колено, и когда поднялся, стало видно, что он хромает.

Раднор тем временем отбросил и меч, и щит. Он стоял, широко расставив ноги и держа булаву обеими руками. Это было проявлением изысканного благородства и заодно, изрядной лихости – без щита удобней сражаться на мечах, но не на булавах. Но турнирные законы требовали, чтобы Кархиддин также отбросил меч, и он вынужден был сделать это.

Как только соперники сошлись в пешем бою, сразу же стали видны преимущества принца. У него были более длинные руки, а доспех позволял выдержать прямой удар. Все, что мог делать Кархиддин – это обороняться. И оборонялся он все слабее, отступал, спотыкался, однако не сдавался. Воспользовавшись тем, что движения его стали замедленными, Раднор приступил совсем близко и обхватил, притиснув руки Кархиддина к бокам. Теперь тот лишен был всякой возможности сопротивляться.

– Ты сдаешься, Кархиддин? – крикнул он.

– Нет… – прохрипел тот.

Принц еще сильнее сдавил его, но обездвиженный Кархиддин продолжал сжимать булаву. А пока он не бросил оружия, он не считался побежденным.

Раднор, по-бычьи пригнув голову, ударил навершием шлема по лицевой пластинке шлема Кархиддина.

– Сдаешься?

Из-под шлема Кархиддина стекала кровь, но гордец молчал. Зато трибуны выли. Такого чудного зрелища давно не видывали на Турнирном поле. И оно еще не достигло завершения!

Раднор швырнул противника оземь.

– Признай, что побежден!

Кархиддин не двигался и не издавал ни звука. Может быть, у него не доставало для этого сил

– Cоup de grace! – завопил кто-то на трибуне. – Удар милосердия, принц!

– Соup de grace! – подхватило множество голосов. Зрители попроще бесновались в восторге, чуть ли не ломая барьер. Эльфледа кусала губы, не отрывая взгляда от происходящего на ристалище. Император промокнул платком потное лицо.

Раднор, выпростав руку сквозь разрез латной рукавицы, извлек мизерикорд.

– Это убийство, – тихо произнес Норберт.

– Лучше потерять жизнь, чем честь, – откликнулся Ян-Ульрих.

Раднор все же медлил с последним ударом. За поверженного мог вступиться сюзерен. Ему могли прислать «дамскую милость» – женский чепец на наконечнике копья, означающий, что за побежденного просят прекрасные дамы. Наконец, могли вмешаться и судьи.

Это и произошло. Посланный ими оруженосец подбежал к Кархиддину, опустился рядом с ним на колени, потом поднялся и воскликнул:

– Он умер, благородные господа!

Восхищению публики не было предела. Принц Раднор который раз явил свое превосходство, сразив противника, не прибегая к оружию. Но и Кархиддин, который предпочел погибнуть, но не сдаться, также показал пример рыцарской доблести. Убитого – у него были сломаны шея и ребра, – унесли. О том, что убитых на турнире запрещено предавать христианскому погребению, в Тримейне давно позабыли, в том числе церковные власти, безусловно не одобрявшие увеселений, связанных с насилием и кровопролитием, но смирившиеся с ними. Турнир был завершен, но празднество продолжалось. Готовился веселый пир, и говорили, что принца на том пиру увенчают целым венком из золотых листьев. И жонглеры, шуты, музыканты и звериные поводыри до утра будут показывать благородному обществу свое искусство.

Гомонящая публика покидала трибуны, перетекая по лугу к столам, и Норберт, пользуясь тем, что отец позабыл о его присутствии, подошел к Бесс. Она тоже каким-то образом сумела избавиться от Эльфледы.

– Видела? Они шарахаются от меня из-за подозрений в убийстве. И вопят от радости, когда убивают того, кто не в силах сопротивляться, и кричат : «Добей!» и восторгаются убийцей. – Его лицо было белым от бешенства.

– Тебя это удивляет? Обычная история.

– Но где справедливость? – Не дождавшись ответа, он продолжал: – И еще это пиршество… не знаю, чтоб я дал за возможность уехать отсюда.

– Так уедем. Свалишь все на меня. Дескать, я по южной хлипкости своей натуры не смогла вынести вида крови, и мне стало дурно.

– Все равно скажут, что я уехал из-за зависти к кузену… А, наплевать – Норберт крикнул Люкета и распорядился, чтоб седлала лошадей.

И вскорости принц со свитой, едва не сшибая ворота, вынеслись с Турнирного поля. Бессейра уселась в седло по – мужски, что для дамы считалось непристойным, однако Норберт был в такой ярости, что не сделал ей замечания.

Он не слишком торопился, выезжая из города, а возвращался так, как будто за ним черти гнались. Поэтому в городские ворота въехали еще засветло – правда, сейчас, в конце июня, и темнело поздно. В Тримейне невозможно было скакать с той же скоростью, как по дороге, но на шаг Норберт все равно не перешел. Будучи хорошим наездником, он умудрился никого не сшибить, а свита каким-то образом сумела повторить этот подвиг. Немалая заслуга в том была и самих горожан, резво исчезавших с пути следования, независимо от возраста и комплекции.

Так выехали они, миновав сборщиков пошлин, на мост, соединявший правый берег Трима с Королевским островом. Этот мост, каменный, прочный, надежный, с тех самых пор, как Старому Дворцу перестала угрожать опасность вражьего нашествия, превратился в еще одну улицу. Обе стороны проезда были застроены мастерскими и лавками, где трудились и торговали плодами рук своих оружейники, суконщики и ювелиры. На другом мосту, перекинутом с Королевского острова на левый берег, обосновались в основном менялы и адвокаты, хотя и ремесленного люда там было предостаточно. Да еще цирюльники и зубодеры, уличные торговцы, жарившие пойманную тут же, под мостом рыбу, разносчики, фокусники и волынщики. Люд горластый, тертый, любопытный, и в то же время привычный ко всему. Они потеснились, дабы пропустить наследника со свитой, но столпотворения из-за этого устраивать не стали.

Норберт также не смотрел по сторонам, тем более, что зрелище, живописное для свежего глаза, было для него привычно с детства. Он уже видел, как поднимается решетка в воротах Старого Дворца – караульные в Сторожевой башне, выходящей на мост, заметили приближение господина, как внимание его отвлекло пронзительное ржание, раздавшееся за его спиной. Он обернулся. Старушка Фанетта вскинулась на дыбы, чего не позволяла себе и в молодые годы, и заплясала на месте. Потом наподдала задом и принялась метаться, не разбирая ничего кругом. Бесс в седле уже не было, однако она не упала – успела соскользнуть на мостовую. Норберт, который успел отъехать довольно далеко, пораженный невиданным доселе буйством Фанетты. Но он был чуть ли не единственным на мосту, кто не двигался. Прохожие и зеваки с визгом разбегались, лезли на груды сваленных у лавок бочек и мешков, шмыгали в двери, а всадники, сопровождавшие принца и Бесс, инстинктивно подали назад. Фанетта. мотая головой, крушила все, что попадалось под копыта, свалили телегу с сеном, и словно бы целенаправленно бросилась к той лавке, у ворот которой стояла Бесс. Деваться той было некуда, даже прыгнуть с моста, ибо дома строили так тесно, что в щели между ними могла проскользнуть разве что крыса или ласка. Но Бесс прыгнула, оттолкнулась от стены лавки, ухватилась за планку с вывеской и повисла на ней. Широкое красное платье трепетало на ветру, как знамя. Фанетта с разгона ударилась в стену и рухнула, храпя. Опамятовавший Норберт подъехал ближе и увидел, как оскаленную морду заливают пена и кровь. За наследником подтянулись и приближенные, явно стыдясь своей растерянности.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация