– Слишком много допущений.
– Я говорила с ней – она вовсе не такая дура, какой хочет казаться. И усиленно изображала дружелюбие – значит, желает что-то выведать.
– С тем же успехом она может действовать, чтобы не ссориться с фавориткой будущего императора. Запомни – переоценивать противника так же опасно, как недооценивать.
– Могу бросить тебе тот же упрек.
– Считаешь, я переоцениваю способности Раднора? – Лабрайд оставил иронический тон. – В любом случае для нас более всего важнее не заказчик преступления, И не прямые исполнители. А тот, кто стоит между ними и направляет убийц. Посредник. Человек Силы. Он должен быть достаточно осведомлен обо всем, происходящем при дворе, не прибегая к …особым методам. Иначе я бы его обнаружил. Следовательно, он бывает во дворце. Для того я туда и езжу и вожусь со всей этой напыщенной сворой имперских дворян. Но либо мои способности мне изменяют, либо среди придворных его нет.
– А что, если он бывает во дворце, но не придворный?
Лабрайд внимательно посмотрел на собеседницу.
– Может ли быть, чтобы подобный человек принял облик слуги?
– Я не это имела в виду. Есть категория людей, стоящих выше слуг, однако благородные господа их замечают лишь при крайней необходимости, так что они остаются как бы невидимыми. Священники, например.
– Это замечание столь кощунственно, что даже пошло. Священник, который занимается черной магией и приносит на перекрестках жертвы сатане – версия дурного вкуса. При том, что она может быть и правильной.
– Есть еще врачи и юристы.
– Между медициной и магией грань, действительно, довольно тонкая. Но мне не хотелось бы, чтоб эта догадка была верна. Потому что этот ход отыгрывает наша сторона. А юристы… попробуем посмотреть в этом направлении. Хотя, если за преступлениями все же стоит Раднор, ума не приложу, каким образом он может быть связан со служителями Фемиды. Он же плюет на законы и ничего в них не смыслит. Скорее к помощи законника мог бы прибегнуть принц Норберт.
– Юридический советник как раз нужен тому, кто ни черта не смыслит в законах. А Норберт, представь себе, смыслит. В отличие от большинства тримейнских аристократов, которые хоть выучились нынче читать, писать, и даже стишки временами сочиняют, но гражданского права от уголовного не отличат даже под страхом смерти. А Норберт разбирается и в том, и в другом. Что для будущего государя важнее, чем турнирные подвиги.
– Какое красноречие! Неужто верноподданические чувства переросли в другие, более нежные? И постоянное совместное пребывание двух молодых людей не прошло даром?
– И ты еще что-то говорил о пошлости и дурном вкусе! – Бессейра скривилась. – Ее подослали к нему ради слежки, а она в него втюхалась! Как раз для слащавых новелл, что в ходу при дворе, и чувствительных песенок, которые обожают бюргеры. А в жизни такого не бывает. – Словно устыдившись своей грубости, девушка взяла со стола кубок и отпила вина. Это был вежливый повод замолчать.
– А он? Принц ведь не получил утонченного карнионского образования, как присутствующие.
Бессейра хмыкнула.
– Наш подопечный любит меня не больше, чем я его. Наверное, даже меньше. Проблема в том, что я могу без него обойтись, а он без меня пока что нет.
– Значит, потерпит. Пока мы не уничтожим опасность. А для этого мы сделали ничтожно мало. Сегодняшняя наша встреча не прошла даром – мы набрели на какую-то новую возможность, которую прежде упускали из виду. но этого недостаточно. Однако ты не виновата. Решаю-то я, а мне многое неясно. Например, почему при вех предыдущих преступлениях применялась Сила, а при покушении на тебя обошлись ядом…
– Я в этом не уверена.
– Вот как? Почему?
– Норберт говорил, что убийствам сопутствовали приступы ярости… помутнение сознания. Поэтому он и боялся, что убийства – его рук дело. Так вот, когда я увидела его после турнира… он был в бешенстве, просто себя не помнил. Я и предложила уехать, чтобы он не натворил дел…
– Дитя мое! Ты и впрямь еще дитя. Это была обычная ревность. Он может презирать Раднора, однако успех кузена у толпы заставил его взревновать.
– Кстати, о ревности. Я наблюдала за Эльфледой, когда она смотрела из ложи на Раднора.. Ей-Богу, так женщины на мужчин не глядят. Так смотрят на других женщин. На соперниц.
– Это сути дела не меняет. И еще я не понимаю, как связаны с тримейнскими преступлениями события в Эрде. А они связаны, я это чувствую. Это как перед дождем – не обязательно смотреть в небо, чтобы узнать о непогоде. Достаточно ощутить, как ноют кости… Надеюсь, Джаред в этом разберется. Не скажу, что он сильнее меня, но кое в чем по части Дара он меня превосходит. Жаль, что вы не успели познакомиться. Вернется он, по моим расчетам, к началу зимы. Тогда и увидитесь. Он тебе понравится. В вас есть определенное сходство. Не внешнее, конечно, а по судьбе. Из вас может получиться хорошая пара.
– Уж не сватовством ли ты решил заняться, господин мой и учитель?
– Поживем – увидим.
– Если доживем.
– Не следует с этим шутить. Все-таки духовник принца может быть прав. И преступник соблюдает некую систему, придерживаясь языческих праздников. Или хочет заставить людей в это поверить.
– Но ни в день, ни в ночь Середины лета ничего не случилось!
– Зато впереди у нас Урожайная ночь. Говорят, именно тогда приносились самые кровавые жертвы.
– Аккурат между праздниками Петра и Павла и Петром-в-веригах. Почему это языческие праздники так упорно совпадают с христианскими?
– Надеюсь, во дворце ты никому не задаешь таких вопросов? Нас, карнионцев, здесь и без того называют еретиками. Еретиками и язычниками. Нас, принявших Христа почти на тысячу лет ранее северных дикарей! – Лабрайд язвительно усмехнулся. – Впрочем, в истории подобные примеры встречались не раз. И еще нас считают смутьянами. И вот теперь мы, южане, надрываемся ради сохранения порядка в империи, и сохранения Тримейнской династии. И при том прилагаем все усилия, чтоб никто о наших трудах не узнал. Ибо нам хорошо известно – ни одно доброе дело не остается безнаказанным.
– Ты очень добр, говоря «мы». Но в действительности во главе предприятия стоишь ты. И я не очень понимаю, зачем я здесь нужна. Джаред – понятно. У него есть Дар, И у тебя тоже. А у меня нет.
– Именно поэтому без тебя нельзя обойтись. Я говорил тебе, что могу почувствовать присутствие Силы. К сожалению, наш враг также на это способен. Вот чему я не устану тебя учить: правильно оценивай возможности. И свои, и противника. Да, я могу шагнуть туда, куда тебе путь закрыт, и сделать то. что другие не в силах. Но я пойду на это лишь в крайних обстоятельствах. Когда возможно будет точно нанести удар…
– Милосердия.
Лабрайда это сравнение явно покоробило.
