На следующий день «Дети вдовы» собрались дать представление на городской площади. Там был подходящий помост. Вообще-то его строили для того, чтоб выставлять осужденных на пребывание в колодках и рогатках, но не успели закончить.
В сумерках Гиро, Баларт и Зика отправились работать. Диниш решил, что хватит для постоялого двора и троих комедиантов. Нужно кому-то и повозку стеречь. Это благое дело выпало Матфре. Дагмар готовила ужин. Сам Диниш заявил, что будет обдумывать завтрашнее представление – хороший предлог, чтобы вздремнуть. Джаред, наверное, мог бы все же уместиться на постоялом дворе, но не захотел: слишком грязно там было и тесно. Он предпочел остаться на пустыре, рядом с повозкой. Дым от костра сливался с темнеющим небом, за низкими домикам, крытыми дранкой и соломой, виднелась городская стена, деревянная, как во времена варварства, а за ней вековые черные ели… и казалось, что раскаленные пески, купола мечетей, фисташковые рощи, виноцветное море и крутые, врезанные в скалы улицы приграничных городов примерещились… нет, увиделись в чужом сне, в одном из многих, по каким приходилось странствовать. А было всегда только это – синеватые горы, мрачные леса и звенящие реки Эрда. И не жаль. Совсем.
Он так и уснул, завернувшись в плащ, рядом с повозкой. Ужина не дождался, тем более, что стряпня Дагмар его не привлекала.
Проснулся поутру от вялой перебранки Зики с Гиро. Костер был разложен заново, и вода в котелке булькала. Все «Дети вдовы» уже успели разлепить глаза. Конечно, вставать спозаранку никому неохота. Но к полудню нужно идти на площадь – представлять. И потом, а может, и в первую очередь, актер всегда голоден, и когда есть чего пожрать – он этого дела откладывать не будет. Почти все, что вчера приволокли в качестве платы за выступление, вечером и сметали, покуда Джаред спал. Осталось только немного хлеба. Зато Гиро вскочил сегодня ни свет, ни заря, соорудил удочку и наловил рыбы – пескарей, окуней и даже парочку подлещиков. А Зика с Дагмар эту рыбу быстренько почистили, выпотрошили и бросили в котел вместе с чесноком и и травами разными. А ссора вышла из-за того, что Зика сказала Гиро, чтоб чтоб пошел, ведро с потрохами выплеснул. Казалось бы – всего-то десяток шагов шагов шагнуть, ан нет, Гиро заартачился. Мало того, заявил он, что он ночь не спал, рыбу эту удил, так его еще заставляют бабскую работу выполнять! На что Зика отвечала: до того, почему он ночь не спал, как все добрые люди, и каким удом там удил, ей дела нет, а ежели он думает, что мужская работа – только жрать, так охотников до такой работы и без него предостаточно.
Перебранка была почти ритуальной, никто по настоящему оскорбляться не собирался, и кончилось бы дело тем, что Гиро, поругавшись всласть, утащил бы поганую бадью, или ее перехватила бы Дагмар, которая до сих пор не сделала этого исключительно по вялости характера и безразличия к происходящему. Но случилось так, что Гиро несколько переусердствовал с жестикуляцией (что поделаешь, комедиант, и не из лучших), и выражая презрение к низкому занятию, пнул бадью сильнее, чем следовало. После чего она опрокинулась, и рыбьи потроха, черные, серые и розовые, источавшие резкий запах, поползли на землю.
– Этого еще не хватало! Костюмы, башмаки заляпаете, и представлять из-за вонищи не будет возможности! – Диниш, как всегда, думал прежде всего о деле.
– Да ладно, закидаем чем-нибудь… – Баларт попытался загладить промашку брата. – Сейчас веток наломаю… или песком тоже можно…
Но их прервала Зика, ойкнув словно бы не своим, девчачьим тонким голосом.
Матфре стоял на коленях. Его рвало. Потом он перевалился на бок.
– Пустите-ка меня. – Джаред вскочил.
Однако валявшийся на земле Матфре прохрипел:
– Уйди, лекарь! Без тебя… – и снова захлебнулся рвотой.
Поначалу комедианты не хотели подпускать Джареда к Матфре. Все-таки чужой человек, нужды нет, что лекарь, и Матфре не младенец, чтоб из-за всякой чепухи его врачевали… съел наверное, что-то не то. Зика принесла ему в кружке воды, но стало только хуже. Убедившись, что старания ни к чему не приводят, Диниш подошел к Джареду.
– Прости, если мы тебя обидели… Но, понимаешь, у нас заведено – чем меньше народу знает, что в труппе больной, тем лучше. Я думал – Матфре отравился. Но отравиться он не мог – все мы из одного котла ели. И пьян он не был.
– Бывает, люди не переносят какой-то еды или питья. Яблок, например, или рыбы, или, особенно часто, молока не могут пить. И последствия для них, если все же случайно съедят или выпьют в точности как от отравы – рвота, слабость, головокружение…
– Да я Матфре лет десять знаю – ничего такого за ним не водится. Все, что ни попадя, подметал без всякого ущерба для здоровья.
– А грибы? Я вчера не видел, как вы ужинали. Не бросил ли кто гриб в похлебку? Или, может, Матфре сам сорвал и съел…
– Он не дурак, и с голоду не помирал, чтоб грибы в рот тянуть. И не варили мы их вчера. К тому же, рано сейчас для грибов.
Насчет последнего Диниш был не прав. Он мало жил в Эрде, и не знал, что в конце июля грибов в здешних местах уже предостаточно. Но Джаред не стал упоминать об этом. Он видел – глава труппы чрезвычайно озабочен и удручен. И причина этого сразу стала ясна.
– Я худшего боюсь. На Юге, в портовых городах бывает такая хворь… К нам ее из агарянских стран завозят, а на Севере вроде никогда ее не бывало…
Джаред внезапно понял, к чему клонит Диниш. Потому что ту самую хворь, о которой говорил старший из комедиантов, ему за пределами империи приходилось наблюдать чаще, чем хотелось бы.
– Холера?
– Она самая. Не чума, но ненамногим лучше. Здесь ее вряд ли знают, но если прослышат, что у нас тяжелобольной, да еще не дай Бог, заразный, нам лучше всем рядом с Матфре лечь…
И снова Джаред понял намек. С теми, кто заносил в город заразу, в Эрде поступали просто, особенно если эти люди были бедны и бесправны. В лучшем случае их изгоняли, покидав в огонь их имущество. Либо отправляли в заточение на срок, пока не выздоровеют или не перемрут. Ходили такие мрачные слухи, что больных бродяг загоняли в какой-нибудь большой амбар или хлев, и поджигали этот амбар или хлев с четырех сторон. Правда, Джаред этого сам никогда не видел, и тех, кто видел, не встречал, и потому не исключал, что это вымысел. Но и без того положение актеров было незавидным. При том, что у страхов Диниша есть некоторое основание. В караване есть южанин с приказчиками, у них товары, завезенные из краев, где бывают вспышки холеры… Хотя в первую очередь, конечно, должен были заболеть кто-то из южан, и гораздо раньше, чем они добрались до Эрда…
– Послушай, Диниш, я ведь сам предложил вам помощь…
– Это – да, верно… но не нужно, чтоб кто-то знал, а если уж помочь не сумеешь…
– Тоже, чтоб никто не узнал… Ладно. Отнесите его в повозку, не то забредет кто-нибудь на пустырь. И закидайте тут всю пакость, как Баларт предлагал.
Диниш распорядился, и сам же первый потащил Матфре в повозку. Похоже, он меньше боялся заразиться, чем потерять заработок. Актеры, Господи спаси и помилуй!
