— Вы умрете. Я здесь, чтобы сказать вам это. Это прозвучало не как предупреждение, но как обычная реплика.
«Больше он вмешиваться не будет. До сих пор этого мерзавца заставляло помогать нам религиозное помешательство, священное безумие предпринимателя. Даже правительства он не боялся. Но теперь мы здесь, и он умывает руки. Мы дома, мы сделали то, что от нас требовалось, маршрут теперь известен: он в голове у Дрогона, в следах, которые мы оставили. Теперь этот урод станет делать то, что давно замыслил».
— Знайте, что вы просто великолепны. Столько храбрости, столько силы. Ничего подобного я и не воображал.
Молодцы, просто молодцы. Но теперь все кончено… Я объясню, зачем я говорю тебе все это. Будет некрасиво, если ты не узнаешь. Ты должен знать, чем вы стали. Когда проедете последний поворот, ты увидишь подъездные пути, а на них милицию. И все поймешь.
Каттер вздрогнул. Дрогон следил за ним.
— Или можешь уйти сейчас.
Сердце Каттера забилось так часто, будто только со словами Правли он осознал эту возможность — словно тот давал ему разрешение на бегство.
— Можешь идти. Дрогон хотел, чтобы я предоставил тебе выбор. Вот почему я здесь.
«Дрогон? Неужели?» Каттеру достало сил скосить глаза и посмотреть на былого компаньона. Убийца в ковбойской шляпе отвел взгляд. Скромный дружеский поступок. Что он означает? Это последний шанс, подаренный Каттеру.
«У меня всегда был шанс», — подумал он, хотя чувствовал себя обладателем подарка от Дрогона.
— Степи Рохаги стали скрижалями истории, на которые вы вписали свои имена. Благодаря вам ТЖТ стал правдой, хотя до этого его имя заключало в себе лишь ложь. Но теперь он пересек континент. Ты свободен. Или… Или можешь остаться с нами. Поможешь нам пройти весь путь. Еще раз. Только теперь там, где мы пройдем, останутся лежать рельсы. — Правли смотрел на него, а Дрогон — нет. — Дрогон рассказывал мне о твоих способностях, как ты стал сначала путешественником, потом землекопом, потом разведчиком. И всегда сохранял независимость. Мы это знаем. Ты мог бы нам помочь.
«О боги мои, о Джаббер, срань господня, ты этого не говорил. Не говорил». А ведь все верно. Откровение. Вот как. Ослабленный колдовством Дрогона, Каттер тем не менее ухмыльнулся.
«Так вот оно что…» Он пытался заговорить, но не смог. Гримаса на его лице сказала все. «Да что вы там себе думаете, что?.. Кто я, по-вашему, такой? Думаете, мне настолько на них плевать? Я дрался с ними, путешествовал с ними, трахался с ними, а теперь возьму и брошу их на съедение вам? Предам их ради вашего священного похода за деньгами? Ведь к этому сводится вся ваша дерьмовая религия! И ты тут разговоры разговаривал, чтобы переманить меня? Хочешь, чтобы я был с вами? Потому что я знаю путь? Потому что я уже прошел его? Хочешь, чтобы я был в твоей команде? Да за кого ты меня принимаешь?!»
Он стоял, вытянув руки по швам, внешне спокойный, но все его нутро плавилось от отвращения.
— Что скажешь? — спросил Правли.
Глубоко в мозгу Каттера голос Дрогона приказал:
— Говори.
— Да пошел ты! — тут же выпалил Каттер.
Правли кивнул и стал ждать.
— Отвали от моего поезда, мудак. А ты, ублюдок, перебежчик проклятый, ты, Дрогон, никуда от нас не денешься…
Каттер уже набрал в грудь побольше воздуха, чтобы закричать, но Дрогон заставил его умолкнуть.
— Думаешь, мы без тебя не обойдемся? — сказал Правли. Виду него был недоуменный. — Сомневаюсь. Вообще-то я даже уверен, что обойдемся. Сейчас мы пойдем. Я буду в депо, когда придет поезд. Я буду ждать. Появится желание — приходи, если твои взгляды переменятся.
Дрогон снова зашептал. Судорога жгучей болью свела конечности Каттера. Мастер шепота указал на проход в холмах и повел Яни Правли прочь. Обернувшись, он снова зашептал Каттеру:
— Просто чтобы ты знал. Хотя, по-моему, ничто не изменится. На всякий случай. Потому что теперь все должно закончиться. Твои зеркала разбиты. Для верности.
Яни Правли посмотрел Каттеру в глаза.
— Ты знаешь, где меня найти.
И они ушли, а Каттер остался напрягать непослушные мышцы.
«Почему вы не убили меня, ублюдки?»
Его рука поднялась. Это не имело значения. Он ни для кого не был опасен. То, что ему сказали, тоже не имело значения. Милиция ждет — он твердил эти слова неделю за неделей. Все знали, что он только об этом и думает. Нынешняя внезапная уверенность ничего не изменила: он всегда знал, что так и будет. Так почему что-то должно повлиять на мессианские планы Железного Совета?
Была еще одна причина, по которой Дрогон и Правли оставили его в живых: надеялись, что он все же передумает. Оба верили, что он покинет Совет, мчащийся навстречу кровавой расправе, и присоединится к ним. И Каттер ненавидел их за это, думая про себя: «Кто я? Кто я такой, что они так думают обо мне?»
Он немного всплакнул — то ли от попыток стряхнуть колдовство, то ли от чего другого. Он увидел себя со стороны, таким, каким, наверное, видел его Дрогон: из-за своей язвительности и одиночества Каттер выглядел потенциальным предателем.
Каттер достал зеркала из оружейного вагона: они лежали там, тщательно обернутые тканью. Стекло покрылось паутиной трещин, оловянная амальгама превратилась в пыль. Каттеру хотелось рассказать кому-нибудь о случившемся, но он боялся продемонстрировать жалкое торжество предсказателя, чьи слова сбылись, — боялся, что его сочтут злорадствующим, хотя наделе он испытывал лишь горечь. Он ненавидел эту свою черту и знал, что именно ее учуял Дрогон. Оттого ему и сделали такое предложение.
Он отнес разбитые зеркала Анн-Гари и рассказал обо всем.
Старые рельсы отражали лунный свет. На горизонте с восточной стороны виднелась черная полоса: Строевой лес.
Паровозные прожектора и кухонные костры окружал слабый ореол.
— Ну? — спросила Анн-Гари.
— Что «ну»?
— Да.
— Что ты будешь делать?
— А ты бы что сделал?
— Развернул бы паровоз, черт возьми. Развернул бы и поехал по рельсам на юг, а не на север.
— В болото?
— Для начала. Если другого способа уйти нет. Выжить, Анн-Гари. Выжить. Они ведь ждут. Завтра, может быть, послезавтра. Они там.
— Правда? И что?
Каттер закричал. Прямо в ночь.
— Как это «что»? Ты спятила? Или ты не слышала, что я говорил? И что значит твое «правда»?
Внезапно он замолчал. Они смотрели друг на друга.
— Ты мне не веришь.
— Не знаю.
— Думаешь, я лгу.
— Ну-ну, — сказала Анн-Гари. — Не надо. Ты верный друг Совета, Каттер, мы это знаем…
