Выяснилось, что в диких землях обитают люди — женщины в нижних юбках, запачканных землей холмистого края. Некоторые несли на руках ребятишек. Неожиданно их набрались целые сотни, и все они скопились в палаточном городке вблизи блестящих рельс. Проститутки странно смотрелись на фоне пустынного ландшафта.
Солнце село, загорелись костры. Иуда думал о тех, кто остался позади, о мертвых, больных и убитых, о детях, брошенных или задушенных, одним словом, похороненных вдоль дороги. Поезд замедлил ход, проезжая мимо скотины на выпасе: жилистых полукровок, отчасти переделанных, — специально выведенные стадные животные. В этой помеси было больше всего козьего, судя по узким вытянутым глазам: звери довольствовались скудной едой — трава, мелкие кусты. Наконец за городом шлюх и стадами скота показался вечный поезд.
Обходя стороной рабочие бригады, Иуда шагал вдоль поезда. Это был состав, превращенный в город, или, наоборот, промышленный город, вставший на рельсы. Работа кипела там, где рельсовое полотно обрывалось и начиналась ничейная земля. Там проходила подвижная граница Нью-Кробюзона. Величайший город Бас-Лага, точно разбухающее чудовище из металла, вытягивал длинный железный язык, облизывая им города в долине.
А потом настали дни странствий за пределами железной дороги. Партия, с которой шел Иуда, оставила шпалоукладчиков позади. Рабочие срубали деревья, распиливали и обтесывали бревна, складывали их в груды и волокли к месту укладки. Дальше рельсов не было, только осколки камней, сложенные в насыпь. Раньше, когда они шли по шпалам, им казалось, будто они шагают по ступеням горизонтальной лестницы; теперь под ногами была лента дороги. Она пролегала через холмы и поднималась над ложбинами. До землекопов, которые соорудили эту насыпь, было еще далеко.
Пять дней они не видели никого, кроме птиц. Вокруг был зловещий горный пейзаж — изрезанные речными руслами каменные склоны. Изъеденные ветром скалы походили на стелы, случайно покрывшиеся барельефами. Дорожная насыпь тянулась, как нескончаемая руина, как остатки городской стены. Они услышали шум и подошли к отверстию в горе.
Строители уже пробили вход. Рядом с ним располагался лагерь с людьми, другие люди появлялись из недр горы, толкая перед собой тачки с обломками ее внутренностей.
Паровые экскаваторы сюда не добрались — слишком далеко от Нью-Кробюзона. Да и скала, наверное, была очень твердой, хотя Иуда не отказал себе в удовольствии представить, как штуковина величиной с вагон и с буром вместо носа пробивает ее насквозь и выходит с той стороны. У строителей в этой глуши не было ничего, кроме заступов да пороха, и они устраивали ложе для рельсов, которые придут сюда лишь месяцы спустя.
Переделанные с поршнями и молотами вместо рук и ног глохли от шума, который сами производили. У одного вместо рук была пришита пара огромных кротовых лап. Толку от них здесь не было никакого, но рабочие превратили переделанного в свой талисман, так что он сидел в глубине тоннеля и подбадривал всех песнями. Жандармы ТЖТ несли стражу.
— Куда вы направляетесь? — спросил их главный надзиратель.
— На юг. В Толстоморск, на равнины.
— В болото, — добавил товарищ Иуды по разведочной партии.
— В болото, — повторил за ним главный. — Вот смеху будет, когда железная дорога туда доберется. Что за чертовщина, а?
Иуда улыбнулся. Его товарищ расхохотался. Семь недель спустя он испустит дух в лапах болотной лихорадки, Иуда останется один. Тогда, вспоминая гелиотипы и гравюры с изображениями низменных земель, Иуда представлял себе шныряющих между деревьями тварей, сочащиеся водой растения и покрывающую все грязь, местами густую, точно цемент.
Насыпь кончилась. Они догнали землекопов, которые убирали излишки земли там, где местность вставала на дыбы, и добавляли земли там, где она прогибалась слишком сильно.
Строительство шло на уступах, врезавшихся в холм. Он был похож на ступенчатую груду земли, но которой вверх и вниз сновали разнорабочие и вьючные животные. Клубилась лёссовая пыль. Несколько часов работы — и ступени превратились в пологую плоскость. Там, где был холм, пролегло ущелье.
«Бригады рабочих рассыпались по равнине, точно бусины беды», — подумалось Иуде.
И вот Иуда снова здесь. Вечный поезд догнал его, пройдя через болота.
Самое темное из болот расползается по карте, как нефтяная пленка по воде, но в него уже вторглись. Насыпь, усиленная подпорами из камня, проведена прямо в болотное нутро. На ней сияют рельсы. В прогалине между деревьями Иуда видит черный столб паровозного дыма.
Подходят поезда с припасами: они везут шпалы, солонину и черные чугунные рельсы. С одним из них Иуда может вернуться домой, в Нью-Кробюзон. Но в тишине болот он принял новое решение. Ничто еще не кончено. Ему рано возвращаться.
Насыщенная водой почва тормозит работу, и все бригады — землекопы, шпало- и рельсоукладчики — сходятся в одном месте, прямо перед вечным поездом. Вирмы роются в отбросах. Все, кого кормит стройка, сбиваются в кучу. Палаточный город окружает вечный поезд со всех сторон. В нем есть палаточные пивные, палаточные дансинги, палаточные публичные дома, сборные домики из дешевого дерева, цирки — все для отдыха рабочих.
— Я был там, — говорит себе Иуда, глядя на болота. И продолжает: — Мне пора домой, но… но… — Ему трудно сказать, почему он не уходит. Грандиозность этого вторжения притягивает его.
Он возвращается в заброшенную деревню копьеруков. Там все разваливается, постепенно уходя в болотную грязь.
Желание отправиться в глубину суживающегося пространства болот, на поиски копьеруков, еще не иссякло в его душе. Но он человек, а копьеруки теперь убивают ему подобных. Попытка вспомнить былое не приносит Иуде удовлетворения. Он чувствует себя опустошенным.
Иуда наблюдает за землекопами. Словно чайка или птица-падальщик, он следует за медленно тянущимся поездом. Безжалостная трясина позволяет удлинять пути не больше чем на двадцать ярдов в день. А осень не ждет.
На границе болота, в палаточном городе и его жалких пригородах, кипит торговля, развивается примитивная промышленность. Там полно беглых, безработных, старателей, верховых бродяг с пистолетами, и чем дальше в глубину равнин уходит дорога, тем их становится больше. Приходят какты, водяные, ллоргисы, хепри и еще более загадочные создания: двуногие ракообразные в клобуках, как у монахов, какие-то твари с великим множеством глаз. Корыстные искатели славы, отбросы десятков цивилизаций.
— Как я могу вернуться, — говорит Иуда одному из них, бросая кости, — пока эта штука, поезд, находится здесь? Как?
Он стал бродягой, слоняющимся по городу-спутнику парового чудовища. Таких, как он, там тысячи, мужчины и женщины, многие без работы. Жалкая армия резервистов плетется по следам вечного поезда. Они просят милостыню за спинами жандармов.
Иуда лепит големов из грязи, которую находит в конце уложенного пути. Дорога не отпускает его.
