Тихонько всхлипывая от страха, Мардж стиснула зубы и попыталась протиснуться мимо Сабби. Но тот оказался гораздо сильнее, чем выглядел, и оттолкнул ее назад. Пол открыл свою дверцу и выставил ногу наружу. Мардж, стараясь ему помешать, схватила его и попробовала закрыть дверь.
— Отойди-ка на секунду, Госс, — велел Пол, голос его звучал совершенно спокойно; Госс повиновался. Пол снял куртку. — Позволь мне спросить тебя кое о чем. Присмотри за ней, Сабби! Держи ее в машине. — Он стал снимать рубашку. — Подумай вот о чем. Как ты считаешь, мог я жить с вашим боссом черт знает сколько лет и не знать, что вы можете услышать, а чего не можете? Мог я не знать, что сообщение, посланное через Саутуорк, попадет к лондонмантам, а Хокстон меня обязательно предаст? Почему я послал им сообщение отсюда? Я знал, что его получите и вы.
Без рубашки, на холоде, Пол покрылся гусиной кожей. Он был обмотан упаковочной лентой, словно поясом цвета дерьма. Позади него раздался тихий звук. Пол вынул из кармана ключи от автомобиля Мардж, бросил их в темноту, взглянул на Госса, а затем на Сабби.
— Я хотел, чтобы вы получили сообщение и я смог бы передать ее вам.
Внутри у Мардж все оборвалось. Она съежилась, чтобы хоть немного увеличить расстояние между ними.
— Я надеялся, что смогу доставить сюда и других, вроде того. И они все еще могут появиться, особенно если Вати успел им что-то сказать, прежде чем ты… — Пол стал разматывать ленту. — И тогда они твои.
Мардж переползла через рычаг переключения передач и выбралась из машины через открытую пассажирскую дверь. Двое мужчин и мальчик смотрели на нее — кажется, с мягким интересом. Она спотыкалась и еле передвигала ноги.
— Что все это значит, Пол? — спросил Госс, явно заинтригованный. — Когда я смогу наконец поговорить с боссом? Давай уже, сматывай с себя все.
— Да. Через секунду. Но я хотел, чтобы вы услышали это и чтобы он тоже услышал. От меня. Слышишь? — крикнул Пол собственной коже. — Знайте, вы оба: я хочу предложить сделку. Я не глуп, я знал, что ты меня найдешь. Итак, не надо больше держать меня под замком, как зверюшку в зоопарке. Мы работаем вместе. Теперь будет так. А это я предлагаю в знак доброй воли. — Он указал на Мардж. — Я знаю, вам нужен Билли. Вот приманка для Билли.
Мардж ползла. Воздух, казалось, застревает у нее в горле.
— Мне очень жаль, — сообщил ей Пол. — Но ты не представляешь, на что это было похоже. У меня нет выхода.
Он достал из кармана ножницы и сорвал с себя панцирь из пластика и клея. Кожа его была красной.
— До вас все дошло? — спросил он. — У вас еще есть время, чтобы исправить положение. Гризамент затеял войну, у него был какой-то безумный план. Но я могу сказать, где спрут. По рукам?
Пол повернулся спиной к Мардж. От ужаса она даже не удивилась, увидев, как зловещая татуировка, задрав брови, смотрит на нее со спины Пола.
— Может быть, — сказал Тату.
Пол снова повернулся к Мардж лицом. Госс и Сабби уставились на него, причем Госс — восхищенно. Мардж ползла на четвереньках по полу парковки, через прах Вати, так быстро, как могла, еле дыша, сотрясаясь от ударов собственного сердца.
— Эй, повернись, я хочу видеть, — раздался голос Тату.
— Не говори со мной так, — сказал Пол. — Мы теперь партнеры. Смотри. — Он выждал еще секунду. — Она хочет сбежать.
Он ткнул пальцем в сторону Мардж и глянул на Госса, который прищелкнул языком и пошел вокруг автомобиля вслед за женщиной.
— Куда это ты, курочка? — усмехнулся Госс.
Ей удалось встать и побежать, но через несколько метров он оказался рядом и схватил ее за волосы. Мардж издала звук, который раньше и представить себе не могла бы. Госс потащил ее назад. Пол и Сабби наблюдали за ним, стоя с другой стороны машины.
— Что происходит? Повернись, — блеял голос со спины Пола.
— Госс! Я разузнал на досуге еще кое-что, — окликнул его Пол, подняв ножницы. — Я разузнал, что это такое. — Он потрепал Сабби по щеке. — Разузнал, где ты хранишь свое сердце.
В мгновение ока все изменилось. Мардж увидела Госса вдалеке перед собой, прежде чем поняла, что тот ее отпустил. Она видела, как Госс мчался с необычайным ошеломлением на лице. От этого зрелища можно было бы вздрогнуть и зарыдать, если бы Мардж не застыла в том миге, когда раскалывается время. Но с какой бы скоростью Госс ни передвигался, он был слишком далеко и не мог помешать встрече Сабби с ножницами, даже с учетом тех секунд, что Пол растранжирил на насмешки.
Пол вонзил сдвоенное лезвие в шею Сабби. Быстрые повторяющиеся удары. Хлынула кровь. На бессмысленном лице мальчика не шевельнулся ни единый мускул — лишь расширились глаза. Пол наносил удары изо всех сил. На него летели брызги крови — очень темной. Сабби упал на колени с недоуменным видом.
— Что? Что? Что происходит? — капризно, как ребенок, спрашивал Тату.
Госс завизжал, закричал, взвыл, взвился в прыжке — и рухнул. Ножницы, воткнутые в шею Сабби, вибрировали. Пол содрогнулся. Госс растянулся на капоте автомобиля, его рвало кровью. Кровь эта была гораздо светлее, чем у Сабби.
— Нет, нет, нет, нет, — скулил он и барабанил каблуками, уставившись с негодованием на тело умирающего мальчика.
— Так ты думал, — сказал Пол под непрестанный речитатив Тату: «Что? Что происходит? Что такое?», — думал, я буду работать с вами?
Он вытащил ножницы из шеи Сабби и снова воткнул. Мальчик глянул направо, налево — и закрыл глаза. Госс вопил, булькал, брыкался, испускал дым, не мог стоять на ногах, продолжал вопить.
— Думал, я подпущу вас ко мне? — сказал ему Пол. — Думал, я стану с вами сотрудничать? Думал, я разрешу тебе исполнять волю этого грязного извращенца, злобного мудака, что торчит у меня на спине? Думал, я тебя не убью? — Пол плюнул на умирающего Госса и на землю перед ним. — Обзавелся этой мясной корзиной, чтобы хранить в ней свой движок, и решил, что это меня остановит? Госс, хватит уже, не шуми. Тебе пора в ад. И прихвати с собой своего шкета, своего долбаного пустого жизненосца.
Сабби был недвижим. Кровь вытекала из него все медленнее. Госс хрипел, булькал и смотрел так, будто пытался поквитаться с помощью некоего прощального проклятия, но так как Сабби умер, не открывая глаз, то он умер тоже. Последний его вздох обошелся без дыма.
И что бы еще ни происходило —
во всех временах и местах —
незапамятное и многое —
нескончаемое —
вздымающееся —
явственно ощущалось —
и все запуганные, устрашенные жители Лондона на протяжении метамомента с 1065 по 2006 год, каждый в своем собственном мгновении, спутанном с другими, в каждой из ужасных ситуаций, в каждой из каморок, где им зажимали в тисках пальцы, подвешивали их вниз головой, унижали, лишали имени, хулили, избивали, подвергали издевательствам, на мгновение, на одно только мгновение, которое не спасет их, но которое сможет хотя бы послужить крошечным утешением, почувствовали себя лучше — ощутили радость.
