— Оберегайте его, — велел он Саире. — Нам нельзя здесь оставаться. Мы слишком опасны. Займемся тем, о чем ты говорил, — обратился Дейн к Билли. — И прежде всего вызволим Джейсона.
Глава 57
— Что будем делать? — спросил Билли.
Им удалось разорить убежище опасных психопатов, оторваться от этих подонков, но что теперь? «Это слишком рискованно», — говорил им перед уходом Фитч. «Вы должны помочь нам с кракеном», — говорила Саира. «Вы ничего не сможете сделать», — убеждали их все вместе.
«Дайте мне навигатор, — ответил Дейн. — Я его тут не оставляю».
«И может, нам удастся что-то выяснить, — добавил Билли. — Может, у них есть мысли получше, чем у нас, — у Коллингсвуд и Бэрона».
Дейн окинул своего мертвого бога долгим взглядом и вздохнул. «Мы сможем вас найти, когда понадобится. Берегите моего бога. А сейчас выпустите нас».
Теперь они ждали.
— Надо, чтобы Вати был с нами, — сказал Дейн. Его речь была быстрой. — Надо узнать, что за расклад в этой коповской конторе, прежде чем туда вламываться. Где он?
— Ты же знаешь, у них там всякая дрянь установлена, — отозвался Билли. — Он не сможет туда проникнуть. Во всяком случае… — (Вати, чувствуя вину за свое исчезновение с забастовочного фронта, все еще пребывал на летучих митингах.) — Он сказал, что вернется, как только сможет.
Вати желал помочь и придет на помощь снова, но — «Разве ты не знаешь, что идет война?». Классовая война, где кролики противостояли фокусникам, привыкшим обходиться палкой и худосочной морковью, война между големами и теми, кто, намалевав у них на лбу «Эмет»
[74]
, присваивал себе какие-нибудь права и так далее.
Там, где горгульи или барельефные фигуры располагались достаточно близко, Вати произносил ободряющие речи перед подразделениями бастующих (гомункулами, ползавшими в углу между стеной и тротуаром, или грачами, что вперевалку расхаживали взад-вперед). То, что можно было счесть завихрениями ветра, на деле оказывалось пикетами боевых воздушных стихий, шептавшими тихим, как дыхание, голосом: «Черт, нет! Дуть не след!»
Имелись и штрейкбрехеры, и сочувствующие. До Вати доходили все слухи: что его пытаются поймать — совсем не новость — и что люди ищут по всему миру, буквально, за пределами Лондона, какой-нибудь рычаг, чтобы на него воздействовать.
Положение было неважным. Жернова экономики принуждали некоторых возвращаться к работе — со стыдом на лице, со стыдом в душе, если их лица были вырезаны и неподвижны, со стыдом, отражавшимся в длине волн, если они были колебаниями эфира. Проносясь через статуи по городу, Вати всюду встречал последствия этого. Пикет за пикетом закрывались призрачными полицейскими чарами по загадочным древним обвинениям, спешно приспособленным к новым случаям. Шестерки по найму действовали во всех измерениях.
— Что случилось? — прокричал Вати, появившись в львиной морде из штукатурки и видя разоренный пикет, участников которого разогнали или убили — разве что двое-трое пытались кое-как привести себя в чувство.
То были крошечные гомункулы, созданные из плоти животных. От некоторых остались лишь кляксы с вкраплениями костей.
— Что случилось? — повторил Вати. — Как вы?
Не ахти. Его информатор, человек из частей птиц и тины, волочил ногу, больше похожую на пятно.
— Люди Тату, — сказал он. — Помогите, босс.
— Я тебе не босс. Пойдем, я отведу тебя… — Куда? Вати никуда не мог его доставить, а это животное-человек-вещь умирало. — Что стряслось?
— Рукоголовые.
Вати оставался с ним, сколько смог выдержать. Тату заплатили, чтобы он разогнал забастовку, и его приспешники старались все больше. Вати вернулся к Билли и Дейну, к куклам в их карманах, в волнении перелетая от одной к другой.
— Нас атакуют.
— Тату…
— …и полиция…
— …пытаются с нами покончить.
— Я думал, они давно этим занялись, — сказал Билли.
— Не так, как теперь.
— Не так, как теперь.
— Мы его разозлили, — медленно проговорил Дейн.
— Тем, что выбрались оттуда, — сказал Билли.
— Он хочет снова заполучить меня, а еще и тебя, и кракена, вот и достает нас через Ваги. Я слышал его, когда был там. Он в отчаянии. Чувствует, как и остальные, что все убыстряется.
— Знаете, у нас есть один его рукоголовый, — сказал Вати с отдаленным намеком на юмор. — Стал интересоваться политикой, присоединившись к нам. Его уволили, так что ничего удивительного.
— Вати, — сказал Билли, глянув на Дейна. — Нам надо проникнуть в полицейский участок.
— А где мы вообще? — спросил Вати. Он промчался по эфирным колеям, выходившим и входившим в эту фигуру, даже не отслеживая своего местонахождения. — Не могу туда пробраться — там барьер.
— Неподалеку, — сказал Дейн; они стояли в проулке позади кафе, где было совершенно темно, если не считать отсветов далекого фонаря. — Это за углом.
— Джейсон внутри, — добавил Билли.
— Может, вы не слышали, что я говорил? — поинтересовался Вати.
— Погоди, — сказал Билли. — Потерпи немного. Я думаю… как впервые увидел Госса и Сабби. Им понадобилось преодолеть только вход. Коллингсвуд не сделала всю квартиру недосягаемой.
— Охранять только периметр гораздо проще, — сказал Дейн. — Я тебя понял.
— Значит, если мы сумеем пройти через него…
Вати был в самой маленькой, внутренней матрешке, давно украденной Билли, которая подпрыгивала сейчас в пасти у сопровождавшей его мыши, старинной активистки СМП. За те двенадцать лет, что мышь состояла в союзе, она не произнесла ни слова, но убеждения ее отличались исключительной стойкостью. Несмотря на свою миниатюрность, матрешка все равно еле помещалась в пасть. Мышь — темное пятнышко в свете фар — скользнула под ворота, поднялась по крутой щебеночной дороге, нырнула под неподвижные машины и стала пробираться дальше через пустоты.
— Отлично, просто отлично, — одобрил Вати. — Спасибо. Мы в этом разберемся, особо не торопись. Мы во всем разберемся.
На полпути через наружную стену Вати почувствовал предельную точку, ощутил, что пространство пытается оттолкнуть его.
— Тпру, — сказал он. — По-моему, здесь…
Но мышь, маленькое физическое существо, ничего не заметила и пробежала дальше, таща с собой сознание Вати прямо сквозь блокаду, и перетащила его на ту сторону.
— Ну и ну, — сказал Вати. — Черт, до чего же странное было чувство.
Отчетливое жужжание трубчатых ламп. Вати привык к резким изменениям масштаба и перспективы, привык вести наблюдение из гигантских фигур и тут же — из оловянных миниатюр. Сейчас коридор выглядел кафедральным собором. Вати ощущал топот приближающихся людей. Мышь выжидала под радиатором. Мимо прошагали ноги. Несколько полицейских. Что-то чрезвычайное.
