— Думала, ты уже не придешь, — сказала она, едва
различимая в тусклом свете.
Во время оно волосы ее и ее матери назвали бы «льняными», но
больше никто так не говорит. Тем не менее, глядя на их пастельно-золотые
локоны, я всегда вспоминала это слово.
— Всего лишь позднее явление, как принято в
свете, — шепнула я. — Вспомни это, когда станешь постарше. Это держит
людей в недоумении. Как только они начинают что-нибудь предполагать, с ними
становится невозможно.
Бренди захихикала. Сет только улыбался, но глаза его
лучились одобрением, словно он оценивал меня. Я была в бордовых шелках, а
волосы связала овальным пучком. Его глаза, как я уже давно обнаружила, могли
быть столь же ярки и выразительны, сколь и его перо. То, что я читала в них
сейчас, вряд ли было подобающим в общественном месте. Он положил руку на мою,
так что обе они оказались у меня на бедре, и чем дальше, тем чаще я думала о
том, где находится его рука, а не о превосходной пьесе.
Потом мы с ним и его семьей постояли в фойе, обмениваясь впечатлениями.
Терри и Андреа Мортенсен — замечательные люди и относятся ко мне с неподдельной
добротой. Судя по тому, что я узнала об антиобщественных привычках Сета, думаю,
они восприняли меня как своего рода последнюю надежду для него. Бренди
подтвердила это, когда мы с ней вместе отлучились в уборную.
— Папа говорил дяде Сету, чтобы он все не
испортил, — сообщила она, когда мы мыли руки. — Он сказал, что хоть
дядя Сет знаменитый, но заполучить такую женщину, как ты, просто невероятно.
Я рассмеялась и одернула платье:
— Ничего об этом не знаю. Мне кажется, твой папа
недооценивает дядю.
Бренди бросила на меня глубокомысленный взгляд, скорей
подобающий кому постарше:
— Прошлый День святого Валентина дядя Сет провел в
библиотеке.
Мы вернулись в фойе и еще немного поговорили, прежде чем
Терри объявил, что им пора освободить няню, присматривающую за остальными
четырьмя дочерьми. Когда они собирались уходить, Андреа тронула меня за плечо:
— Ты ведь собираешься к Сету на день рождения, правда?
Я посмотрела на них с удивлением:
— Когда это?
— В День благодарения. В этом году они совпадают.
— Неплохо устроился: тут тебе и индейка, и
подарки, — заметил Терри.
Он был пониже ростом, чем Сет, и почище выбрит, но в
остальном очень похож на старшего брата.
— Я и знать ничего не знала, — призналась я и
обвиняюще уставилась на Сета.
— Я забыл.
В каких-то других устах это могло показаться ложью, но ему я
поверила.
— Так ты придешь? — переспросила Андреа, и мне
вновь показалось, что они уже отчаялись наладить личную жизнь Сета. Возможно, я
могла бы договориться о пособии за свое появление.
— Обязательно.
На этот раз мы с Сетом отправились к нему. Я сменила платье
на свою любимую пижаму — фланелевые штаны и кофту — и заползла к нему в
постель. Его кровать была больше моей, с пуховой периной и плюшевым мишкой по
имени Дамокл, одетым в футболку Чикагского университета.
Все еще немного возбужденные, мы поболтали в темноте об
«Изумрудном городе», а затем перешли к книгам вообще. В нашем репертуаре была
масса любимой литературы, и мы перебирали авторов и жанры. Мы оба восхищались
Тони Моррисон и Теннесси Уильямсом. Никто из нас не одолел «Анну Каренину». Сет
не выносил Джейн Остин, а я ее обожала. Когда мы обсуждали то да се, я
почувствовала облегчение, вспомнив о том, что у нас и в самом деле много
общего. Сексуальное влечение — вовсе не главное в наших отношениях, а запрет на
секс — это единственное, что стоит между нами.
В какой-то момент нашей литературной дискуссии я начала
засыпать. Долгий день изнурил меня, и сон показался роскошью. Сет, кажется,
тоже устал.
Мы оба лежали на боку, совсем близко, и ноги наши
соприкасались.
Пока меня затягивало забвение, в голове метались
беспорядочные мысли. Как поживает Обри. Мальчик или девочка родится у Пейдж.
Далеко ли зашел Бастьен на пути совращения Дейны. Как это, черт возьми, так
быстро и ярко расцвела группа Дага.
Через пару часов я открыла глаза, недоумевая, что разбудило
меня. Нечто странное, невидимое, сразу вырывающее из сна. Нас по-прежнему
обволакивала мирная тьма, утро еще и не думало наступать. В тусклом лунном
свете, едва проникавшем в комнату, письменный стол и прочая мебель отбрасывали
чудные тени. В отличие от моего дома в районе Куин-Энн, здесь шум автомобилей
ночью смолкал, так что я слышала только дыхание Сета и гудение электричества.
Потом я заметила, что мы с Сетом прижались друг к другу еще
ближе, чем прежде. Мы лежали обнявшись, ноги наши переплелись. Его запах
будоражил мой нос. Привыкнув к полумраку, я увидела, что его глаза тоже
открыты. Бездонные омуты темноты. Он смотрел на меня.
Все еще сонная, я протянула руку к его шее, пропустила его
волосы сквозь пальцы и прижалась лицом к его лицу. Его рука покоилась на моей
пояснице, где рубашка выбилась из штанов. Он касался моей кожи, точно как на
концерте, рука скользила, проведя линию на моем боку, прежде чем спуститься к
бедру. Его пальцы, отбивавшие на клавиатуре барабанную дробь, сейчас были
нежны, как перышки.
Мы не отрывали друг от друга глаз, и я могу поклясться, что
слышала, как бьется его сердце. Затем, вопреки предостерегающим воплям на краю
затуманенного сознания, я прижалась устами к устам Сета и поцеловала его.
Сперва наши губы были нерешительны, словно недоумевая, как могли они зайти так
далеко. Мы пробовали друг друга, медленно и осторожно. Его рука, лежащая на
моем бедре, скользнула выше, и что-то в застенчивом Сете Мортенсене,
поглаживавшем мою задницу, заставило меня содрогнуться. Легкий вздох застрял у
меня в горле, и в тот момент, когда мой язык исследовал его губы, добиваясь
большего, он вдруг опрокинул меня на спину с решимостью, поразившей, кажется,
нас обоих. Его рука скользнула мне под рубашку и легла на грудь, а я
почувствовала сквозь его боксерские трусы, что не только его руки и губы желали
новых высот.
Затем, пусть едва-едва, но я ощутила что-то еще. Легкое
покалывание. Счастливое блаженство медленно обвивало и пронизывало меня.
Опьяняюще. Лучше любого напитка, который я когда-либо пробовала. Чистая жизнь,
чистая энергия.
Это было восхитительно и мучительно, другое измерение телесного
наслаждения, на краю которого мы застыли. Оттого, что это был Сет, чувство
становилось еще острее. Это его уникальная сущность накладывала на все
отпечаток. Я хотела с головой окунуться в свои ощущения, закрыть глаза и
совершенно забыть об ответственности, пока меня наполняет эта сладость.
Но я не могла. Да, моя решительность на мгновение ослабла,
но я все еще крепилась.
Еле-еле.
