Простая, случайно задевшая меня любовь наполняла счастьем,
но и печалью. Я никогда не смогу вполне ужиться с какой-либо смертной семьей,
даже если эти непонятные отношения с Сетом продлятся достаточно долго.
Отпихивая прикрытую пластиком коробку, я поймала чей-то
взгляд изнутри. Подняв пластик, я улыбнулась, увидев окантованную свадебную
фотографию Терри и Андреа, где нашлось место и для гораздо более молодого Сета.
— Посмотри на себя, — поддразнила я его. —
Тогда ты имел обыкновение бриться.
Он потер щетину на подбородке:
— Я и сейчас бреюсь.
— Так это тот самый случай, который Сет так позорно
чуть не пропустил?
— Да, — печально произнес Терри. — Очевидно,
закончить «Жар таланта» было делом поважнее, чем засвидетельствовать мое
бракосочетание.
— О, это действительно хороший роман, —
беспристрастно заметила я.
Я была не вполне уверена, что настолько хороший, чтобы
пропустить свадьбу, но все же один из моих любимых. Возможно, он стоил этой
жертвы.
— А кто этот парень рядом с вами?
— Другой наш брат. Иен.
— Еще один Мортенсен? Да вас много, ребята.
— И не говори, — сказал Терри. — Иен у нас
паршивая овца.
— Я думал, паршивая овца я, — чуть ли не
обидевшись, возразил Сет.
— Нет. Ты рассеянная артистическая натура. Я —
положительный тип. А Иен — необузданный гедонист.
— Что такое гедонист? — спросила Кендалл.
Ее отец задумался.
— Это когда ты покупаешь по кредитным картам то, что не
можешь оплатить, меняешь кучу работ и имеешь кучу… знакомых дам.
— Хороший эвфемизм, папа, — округлила глаза
Бренди.
Я восхищенно подумала, что только в семье Мортенсенов четырнадцатилетние
употребляют слово «эвфемизм».
Андреа подошла к портрету и залюбовалась собой молодой. На
фотографии на ней было кружевное платье с длинными рукавами, оставлявшее плечи
обнаженными.
— Ах, было же время, — вздохнула она. — До
того, как беременность изуродовала мое тело.
— Ну, это было не только до беременности, —
многозначительно заметил ее муж.
Она бросила на него угрожающий взгляд. Бренди застонала.
Сет спрятал улыбку и сменил тему разговора:
— Там в церкви был ужасный ковер. Бордовый, с грубым
ворсом. — Он покачал головой. — Наверное, я предпочту жениться на
улице.
— Боже мой, — с притворным ужасом воскликнул
Терри. — Не могу поверить, что ты хотя бы допускаешь возможность женитьбы.
Я думал, ты женат на своей литературе.
— Ну, у меня никогда не было предубеждений против
полигамии.
— Что за полигамия? — выпучила глаза Кендалл.
Потом, когда с гостиной было покончено, мы с Сетом начали
уборку, пока Терри и Андреа укладывали потомство. Девочки сопротивлялись,
цеплялись за меня и Сета, требуя договорить и желая увидеть нас завтра.
— Мои племянницы думают, что ты рок-звезда, —
заметил он, когда мы мыли на кухне кисти. — Кажется, они любят тебя
больше, чем меня.
— Разве от меня невозможно оторвать Кейлу? Кстати, она
когда-нибудь говорит?
— Бывает. Обычно когда чего-нибудь добивается — конфеты
или каких-нибудь мелких предметов, которыми может подавиться.
Мы молча продолжали мыть кисти, пока я не заговорила на
тему, засевшую у меня в голове с тех пор, как он упомянул ее.
— Свадьба на улице, да?
Мысль о женитьбе Сета доставляла мне какое-то извращенное
удовольствие. Потому что, с одной стороны, я ведь женщина, а для женщин свадьба
— это очень важное и приятное событие; а с другой стороны, я суккуб, и мне уж
точно не стать его невестой. К тому же мое смертное супружество оказалось не
слишком удачным. Я изменяла мужу, я довела его до депрессии — хотя тогда и
слова такого еще не знали, — и в конце концов я продала душу и
присоединилась к сонмам адова воинства. Все это не слишком способствовало
матримониальным успехам.
Сет скосил на меня удивленный взгляд:
— Да.
— Не слышала, чтобы какому-нибудь парню приходила в
голову подобная идея.
— Иногда это с нами случается.
— Ты разработал и другие детали? Или просто праздник
любви на свежем воздухе?
Он задумался, и мы вернулись в гостиную. На его лице
появилось сосредоточенное выражение, как всегда, когда он сочинял очередную
строчку или намеревался сказать что-нибудь умное.
— Я хочу хороший банкет, — наконец сообщил
он. — Не такой, знаешь, дешевый, с холодной нарезкой. И никаких бантиков
на стульях и прочей мишуры. Ненавижу.
— Ого! Похоже, ты все обдумал.
Я начала отдирать от стен липкую ленту, а он, стоя на
коленях, собирал с пола оставшиеся кисти.
— И еще я хочу, чтобы моя невеста надела туфли с
открытыми мысками.
— Почему с открытыми?
Он поднял на меня изумленный взгляд:
— Потому что пальцы сексуальны.
Я взглянула на свою голую ногу. Пальчики были маленькие и
симпатичные, ногти выкрашены бледно-лиловым лаком. У Андреа не нашлось обуви
моего размера.
Я одарила его лукавой улыбкой:
— Такие, как эти?
Он отвернулся и продолжил работу. Бросив липучку, я подошла
к нему, стараясь не расхохотаться:
— Объяснитесь, Сет Мортенсен, вы фетишист?
— Это не фетишизм, — невозмутимо ответил
он. — Просто высокая оценка.
Теперь я рассмеялась:
— Да ну? — Я пощекотала его пальцами ноги. —
Ты высоко ценишь эти пальцы?
— Я все в тебе высоко ценю — даже твой норов.
Присев рядом, я положила руку ему на плечо:
— Подумать только! Все это время я гарцевала вокруг
тебя в блузках с глубоким вырезом и без нижнего белья, страшась твоего
непоколебимого сопротивления, когда на самом деле пальчики ног…
— Без белья? — перебил он. — Подожди. А
сейчас?
— Рот на замок. Тебе придется выяснять старомодным
способом. Рассказывать не собираюсь.
— О-о, — предостерегающе протянул он, — у нас
есть способы развязать вам язык.
— Например?
Неожиданно стремительным движением Сет вскочил и перекатил
меня на спину. Одной рукой он прижал меня к полу, а второй занес надо мной
влажную от краски кисть.
— Эй! — взвизгнула я. — Это не сексуально.
Это даже не круто.
На самом деле это было сексуально именно в такой степени, в
какой и должно быть. Он сделал вид, будто вонзает в меня кисть, и, хотя не
завершил удар, меня всю передернуло.
