— Что случилось?
Я схватила ее за руки, заставила посмотреть мне в глаза. Но
она была не в состоянии отвечать; она просто обхватила меня руками и зарыдала,
прижавшись к моей груди. Я стояла, поглаживая ее тонкие, шелковистые волосы и
приговаривая, что все будет хорошо, все уладится… что бы ни было. И, честно
говоря, в тот момент меня не волновало, что именно произошло. Она здесь, живая
и здоровая, — только это одно имело значение. Дмитрий стоял рядом, готовый
отразить любое нападение. С ним я чувствовала себя в полной безопасности.
Полчаса спустя мы набились в комнату Лиссы: три других
стража, госпожа Кирова и надзирательница. Я впервые оказалась в комнате Лиссы.
Наталье удалось-таки добиться, чтобы их поселили вместе и комната была разделена
на две части, разительно контрастирующие между собой. Половина Натальи
выглядела обжитой, с фотографиями на стенах и вышитым постельным покрывалом
явно нездешнего происхождения. А у Лиссы набралось так же мало личных вещей,
как и у меня, отчего ее половина выглядела почти голой. На стене висела одна
фотография, сделанная во время последнего Хеллоуина, когда мы нарядились феями,
с крыльями и блестящим макияжем. При виде этой фотографии и связанных с ней
воспоминаний в груди у меня заныло.
Со всей суматохой никто, казалось, не помнил, что мне не
полагается находиться здесь. Снаружи в коридоре толпились девушки-морои,
пытаясь понять, что происходит. Наталья протолкалась сквозь эту толпу,
удивленная тем, что за столпотворение в ее комнате. Поняв его причину, она
взвизгнула и остановилась.
Мы смотрели на постель Лиссы, и почти на всех лицах читались
шок и отвращение. На подушке лежала лиса, мех ее был красновато-оранжевый с
белыми прожилками. Милая, мягкая на вид, она могла бы быть домашним животным
вроде кошки которую так приятно держать на руках, прижимая к себе.
Не считая того факта, что у нее было перерезано горло.
Внутри горло выглядело розовым и желеобразным. Пятная мягкий
мех, кровь стекала на желтое постельное покрывало, образуя растекающуюся по
ткани темную лужицу. Глаза лисицы смотрели вверх, остекленевшие и как бы
потрясенные, словно лисица не могла поверить в то, что с ней происходит.
Меня затошнило, но я заставила себя не отрывать взгляда. Я
не могла позволить себе проявить слабость. Возможно, когда-нибудь мне придется
убить стригоя. Если я не в состоянии выдержать зрелище мертвой лисы, о каких
убийствах может идти речь?
То, что проделали с лисой, выглядело извращением больного
человека. Лисса, смертельно-бледная, смотрела на лису, а потом шагнула вперед и
невольно протянула к ней руку. Я понимала — грубое насилие больно ударило по
ней, по ее любви к животным. Она любила их, они любили ее. Пока мы были в
бегах, она часто просила меня завести кого-нибудь, но я всегда отказывалась,
напоминая, что нельзя брать на себя ответственность за живое существо, если в
любой момент может возникнуть необходимость бежать. Поэтому она
довольствовалась тем, что помогала бездомным зверям, подлечивала их, а также
заводила дружбу с животными, принадлежащими другим людям, типа кота Оскара.
Эту лису, однако, ей уже не вылечить. Оживить ее невозможно,
но я видела по лицу Лиссы, что она хотела бы помочь ей — как помогала всем. Я
взяла ее за руку и оттащила в сторону, внезапно припомнив разговор,
состоявшийся между нами два года назад.
— Кто это? Ворон?
— Скорее всего.
— Он мертв?
— Да. Никаких сомнений. Не прикасайся к нему.
Тогда она меня не послушалась, я надеялась, что послушается
сейчас.
— Она была еще жива, когда я вошла, — прошептала
Лисса, сжимая мне руку. — Едва-едва. О господи, она подергивалась. Наверно
ей было очень больно.
Я почувствовала, что к горлу подступает желчь. В других
обстоятельствах меня вырвало бы.
— Ты не?..
— Нет. Я хотела… Я начала…
— Тогда забудь об этом, — резко сказала я. —
Это чья-то глупая шутка. Здесь все уберут. Наверно, даже переселят тебя в
другую комнату, если захочешь.
Она повернулась ко мне, с почти безумным выражением в
глазах.
— Роза… ты помнишь… тот раз…
— Прекрати. Забудь об этом. Сейчас все иначе.
— Что, если кто-то видел? Что, если кто-то знает?
Я сильнее стиснула ее руку, даже вонзила ногти в кожу, чтобы
привлечь ее внимание. Она вздрогнула.
— Нет. Это совсем другое. Ничего общего. Ты меня
слышишь? — Я чувствовала устремленные на нас взгляды Дмитрия и
Натальи. — Все будет хорошо. Успокойся.
Лисса кивнула, хотя по ее виду трудно было предположить, что
она мне верит.
— Распорядитесь, чтобы тут все убрали! — бросила
Кирова надзирательнице. — И выясните, может, кто-нибудь что-то видел.
Наконец до них дошло, что я здесь. Дмитрию приказали увести
меня, как я ни умоляла их позволить мне остаться с Лиссой. Он повел меня в
спальный корпус новичков и заговорил со мной, только когда мы уже почти дошли.
— Тебе что-то известно о происшествии? Именно это ты
имела в виду, когда говорила директрисе Кировой, что Лиссе угрожала опасность?
— Я ничего не знаю. Просто глупая шутка.
— У тебя есть хоть какие-то догадки, кто это сделал? И
зачем?
Я задумалась. До нашего бегства заподозрить можно было
множество людей. Такое случается, если вы популярны. Люди любят вас, люди
ненавидят вас. Но сейчас? В известной степени Лисса как бы не существовала.
Единственная, кто реально презирал ее, была Мия, но, казалось, Мия больше
склонна оперировать словами, чем поступками. И даже если она решила проявить
себя более агрессивно, почему именно так? Она казалась человеком другого типа.
Существует миллион иных способов отомстить.
— Нет, — ответила я. — Ни малейшего
представления.
— Роза, если ты знаешь что-то, расскажи мне. Мы с тобой
на одной стороне, мы оба хотим защитить ее. Это серьезно.
Я резко развернулась и выплеснула на него свой гнев по
поводу этой истории с лисой.
— Да, это серьезно. Очень серьезно. А ты заставляешь
меня каждый день описывать круги по беговой дорожке вместо того, чтобы учить
сражаться и защищать ее! Если хочешь помочь ей, научи меня хоть чему-нибудь!
Научи меня сражаться. Бегать я уже умею.
До этого момента я не осознавала, как сильно мое желание
учиться — чтобы доказать свою значимость в глазах его, Лиссы и вообще всех.
Инцидент с лисицей заставил меня почувствовать себя бессильной — очень
неприятное чувство. Я хотела делать что-нибудь, хоть что-то.
Дмитрий воспринял мою вспышку спокойно, все с тем же
бесстрастным выражением лица. Когда я закончила, он просто дал понять, чтобы я
продолжила путь — будто я ничего не говорила.
