— Я спросила, понадобится ли тебе что-нибудь из одежды
сегодня вечером, — ответила Лисса.
— Ну да, конечно. Только ведь из твоего мне ничего не
подходит.
— И что ты собираешься делать?
Я пожала плечами.
— Импровизировать, как всегда. Меня, в общем-то, это
мало волнует. Я просто рада, что Кирова разрешила мне пойти.
Сегодня вечером у нас ожидалось собрание. Было 1 ноября,
День всех святых, — кроме всего прочего это событие означало, что нас
вернули в школу почти месяц назад. Сама королева Татьяна со своим эскортом
прибывала в школу. Честно говоря, это меня не волновало. Она и прежде посещала
Академию, дело обычное и не такое уж впечатляющее. Кроме того, пожив среди
людей и избираемых лидеров, я была невысокого мнения о королевской власти. Тем
не менее мне тоже позволили пойти — потому что там должны присутствовать все.
Скромный шанс не торчать взаперти в своей комнате, а для разнообразия
пообщаться с разными людьми. Глоток свободы вполне стоил того, чтобы вытерпеть
скучные речи.
После школы я не стала, как обычно, задерживаться, чтобы поболтать
с Лиссой. Дмитрий выполнил свое обещание относительно дополнительных
тренировок, а я старалась выполнять свое. Теперь я имела два часа
дополнительных тренировок с ним — один до школы, другой после нее. Чем больше я
наблюдала за ним, тем лучше понимала, чему он обязан своей репутацией крутого
парня и одновременно бога. Он, совершенно очевидно, много знал — даром, что ли,
у него шесть знаков молнии? — и я сгорала от желания, чтобы он научил меня
всему, что знал сам.
Явившись в гимнастический зал, я обнаружила его одетым
вместо обычных джинсов в футболку и свободные штаны, что смотрелось очень даже
хорошо. По-настоящему хорошо.
«Хватит пялиться!» — тут же приказала я себе.
Он поставил меня напротив себя на мате и скрестил на груди
руки.
— С какой первой проблемой ты столкнешься если
окажешься лицом к лицу со стригоем?
— Он бессмертный!
— Нет, есть вещи более фундаментальные.
Более фундаментальные чем бессмертие? Я задумалась.
— Ну, он будет крупнее меня. И сильнее.
Большинство стригоев — если они прежде не были людьми имели
тот же рост, что и их родственники-морои. Они также превосходили дампиров
силой, рефлексами и остротой восприятия. Вот почему стражей обучали так жестко.
Кривая эффективности обучения[7] была призвана компенсировать
то, чего нам недоставало.
Дмитрий кивнул.
— Все это создает трудности, да, но не непреодолимые
препятствия. Можно использовать лишний рост и вес противника против него же.
Он повернулся и продемонстрировал несколько приемов,
показывая, как надо двигаться и наносить удары. Постоянно повторяя за ним
движения, я начала понимать, почему во время групповых занятий меня регулярно побеждают.
Я быстро усваивала его технику и не могла дождаться случая реально использовать
ее. Ближе к концу занятия он дал мне возможность проявить себя.
— Давай, — сказал он. — Попробуй нанести мне
удар.
Мне не нужно было повторять дважды. Я ринулась вперед,
попыталась ударить его, однако удар был молниеносно блокирован, а сама я
оказалась лежащей на мате. По всему телу растекалась боль, но, не желая
поддаваться ей, я вскочила, рассчитывая застать его врасплох. Увы.
Последовало еще несколько столь же безуспешных попыток,
после чего я вскинула руки, прося передышки.
— Хорошо что я делаю неправильно?
— Ничего.
Его ответ не убедил меня.
— Нет, я что-то делаю неправильно, а иначе ты уже лежал
бы без сознания.
— Вряд ли. Все твои движения точны, но для тебя это
первая реальная попытка, а я занимаюсь этим годами.
Я покачала головой и закатила глаза — ох уж эта его манера
«я старше и мудрее»! Однажды он сказал мне, что ему двадцать четыре.
— Как скажешь, дедушка. Можно еще разок попробовать?
— Время истекает. Тебе разве не нужно подготовиться?
Я посмотрела на пыльные часы на стене и воспрянула духом.
Вот-вот должен начаться банкет. От этой мысли только что не закружилась голова.
Я почувствовала себя Золушкой, правда, без ее нарядов.
— Черт! Да, нужно.
Он пошел к выходу впереди меня, и я подумала, что не могу
упустить такую возможность. Прыгну ему на спину, в точности какой меня учил.
Элемент неожиданности, безусловно, должен сработать в мою пользу. Он даже не
заметит моего приближения.
Однако не успела я коснуться его, как он с невероятной
быстротой развернулся, одним текучим движением схватил меня, словно я не весила
ничего, бросил на землю и пригвоздил к ней. Я застонала.
— Я все сделала правильно!
Он взял меня за руки, глядя в глаза, но не с тем серьезным
выражением, как во время урока. Казалось, случившееся забавляет его.
— Тебя выдало что-то вроде боевого клича. В следующий
раз постарайся не кричать.
— Разве что-нибудь изменилось бы, если бы я молчала?
Он задумался.
— Нет. Скорее всего, нет.
Я громко вздохнула, однако на самом деле настроение у меня
было слишком хорошее чтобы позволить этой неудаче испортить его. Все-таки
здорово иметь такого наставника, перед которым никто не устоит, да еще когда он
выше тебя на фут и значительно тяжелее. И это уж не говоря о его силе. Он не
был громоздким, его тело представляло собой сплетение жестких, лишенных жира
мышц. Если когда-нибудь я смогу победить его, то мне никто не страшен.
Внезапно я осознала, что он все еще прижимает меня к полу,
держа за запястья очень теплыми пальцами. Его лицо всего в нескольких дюймах
нависало на моим, бедра и туловище прижаты ко мне, длинные темные волосы
свисали по сторонам лица. У него сделался такой вид, словно он только сейчас
по-настоящему заметил меня, — почти как тем вечером в комнате отдыха. И
господи, как же хорошо от него пахло! У меня перехватило дыхание, и вовсе не
потому, что я устала или легкие были сдавлены.
Я отдала бы что угодно за то, чтобы узнать, о чем он думает.
С того вечера в комнате отдыха я не раз ловила его на том, что он разглядывает
меня с тем же самым вдумчивым выражением. Во время тренировок он обычно так не
поступал — дело, что ни говори. Но вот перед или после них он иногда немного
смягчался и рассматривал меня как бы почти с восхищением. А временами, в случае
очень, очень большой удачи, даже улыбался мне. Настоящей улыбкой, не той
суховато-холодной, которая сопровождала наш частый обмен саркастическими
замечаниями. Я не признавалась в этом никому — ни Лиссе, ни даже себе
самой, — но бывали дни, когда я жила ради такой улыбки. Она освещала его
лицо. Потрясающий мужик, ничего не скажешь, но слово гораздо беднее
производимого им впечатления.
