Имеются у нее и другие описания, как в «Удольфских тайнах», — более близкие стилю Сальватора Розы.
«Итальянца» ждал столь же восторженный прием, что и два предыдущих романа; и отнюдь не охлаждение со стороны публики причиной тому, что миссис Радклиф, подобно актрисе в расцвете сил и успеха, предпочла в ореоле славы покинуть подмостки. После выхода в свет в 1797 году «Итальянца» миссис Радклиф не подарила публике ни одного произведения.
Нам остается тщетно гадать, по каким причинам столь богатая фантазия была в течение двадцати с лишним лет обречена на бесплодие (по крайней мере, ничего не создала для читателей). Возможно, чувствительную душу миссис Радклиф устрашил голос недоброжелательной критики — не менее частый, чем зависть, спутник успеха; или ей, как это нередко бывает, пришлось не по душе, что тот род сочинений, который она ввела в моду, был опошлен сонмом рабских подражателей, способных повторять и усиливать недостатки ее романов, но не вдохновляться их достоинствами. Как бы то ни было, своему решению она следовала столь неколебимо, что в течение более чем двадцати лет имя миссис Радклиф упоминалось лишь при ссылках на ее прежние книги, и все полагали (поскольку жила она уединенно), что судьба удалила ее со сцены.
Но пусть новых публикаций не появлялось, все же трудно поверить, что столь сильное воображение, дополненное такой легкостью выразительного пера, могло длительный период оставаться бездейственным; однако же рукописи, над которыми миссис Радклиф, возможно, трудилась, публике до сих пор представлены не были. Мы имеем причины полагать, что она как-то едва не заключила с одним весьма уважаемым издательством соглашение, касающееся некоего романа в стихах, но договоренность была нарушена: писательница то ли передумала, то ли решила отложить публикацию. Надо надеяться, что читатели получат все же возможность ознакомиться с творением, которое — когда бы оно ни увидело свет — доставит им, несомненно, немало удовольствия.
Частная жизнь миссис Радклиф протекала, по-видимому, на редкость спокойно и уединенно. Вероятно, писательница избегала того повышенного внимания, каким лондонское общество окружает обычно признанных литераторов; едва ли найдется еще один автор, повсеместно читаемый и любимый, но в то же время лично почти не знакомый даже наиболее активным представителям того разряда светских людей, которые, претендуя на моду, любят вращаться в литературной среде. Тем не менее жила миссис Радклиф в достатке и ее домашнее благополучие ничем не нарушалось, хотя многие из ее почитателей верили (а некоторые до сих пор верят), что сочинительница «Удольфских тайн», постоянно изобретая ужасы для своих книг, в конце концов сошла с ума и влачила затем печальное существование в одном из частных домов для умалишенных. Такое утверждение широко распространилось и с уверенностью повторялось как в печати, так и в разговорах, поэтому Издатель верил ему и сам, пока через несколько лет, к своему великому удовлетворению, не узнал из надежного источника, что для этих дурных слухов никогда не существовало ни малейшего повода. Немалое огорчение причинила миссис Радклиф лживая молва иного рода. В переписке мисс Сьюард, среди других свежих литературных сплетен, прямо заявляется, что «Драмы о страстях» написаны миссис Радклиф и что она владеет правами на эту книгу. Миссис Радклиф была очень задета тем, что ее объявили способной позаимствовать у другой одаренной писательницы часть ее славы; покойная мисс Сьюард, без сомнения, страдала бы не меньше, если бы узнала, что абсолютно беспочвенный слух, ею распространенный, так ранит миссис Радклиф. Дело в том, что, находясь в удалении от столицы и живя литературными новостями, мисс Сьюард иной раз излишне доверялась своим друзьям, а те заботились не столько о точности, сколько о свежести доставляемых ими известий.
На протяжении последних двенадцати лет своей жизни миссис Радклиф страдала спазматической астмой, что существенно сказалось на ее общем самочувствии и расположении духа. С 9 января 1783 года хронический недуг фатально усугубился, и февраля того же года, в собственном доме в Лондоне, эта умная и приятная леди ушла из жизни.
Как писательница миссис Радклиф имеет все права быть причисленной к разряду тех немногих счастливцев, которые признаны основателями литературных течений или школ. Она изобрела своеобразный, мощно завладевающий умом читателя литературный стиль; впоследствии к нему прибегали многие, но так и не сумели ни сравняться, ни даже приблизиться к его первооткрывательнице; исключение составляет, возможно, лишь автор «Семьи Монторио».
Тот особый вид романа, которым обогатила литературу миссис Радклиф, соотносится с прежними романами приблизительно так же, как современное отклонение от нормы, носящее название мелодрама, соотносится с настоящей драмой. Новый роман не стремится заставить читателя задуматься, углубляясь в человеческие чувства, не будит страстей сценами, исполненными трагизма, не дает пищи любопытству живым описанием событий и нравов более легких, не пытается искусным юмором вызвать смех. Иначе говоря, этот роман не прибегает, дабы воздействовать на читателя, ни к комедии, ни к трагедии и тем не менее решительно и мощно приковывает к себе интерес с помощью другого средства: он возбуждает (скажу коротко) чувство страха, рисуя действительные опасности или же обращаясь к суевериям. Следовательно, такого рода книги сильны изображением внешних событий, в то время как характеры персонажей, подобно фигурам на многих пейзажных полотнах, полностью подчинены месту действия и имеют только те отличительные черты, которые позволяют им удачно соответствовать главным объектам внимания художника — скалам и деревьям. Персонажи (и здесь также прослеживается связь между мелодрамой и романтическим повествованием) наделены лишь типическими, но не индивидуальными чертами. Мрачный тиран граф, старая карга экономка — хранительница множества семейных преданий, болтливая горничная, легкомысленный весельчак лакей, один или два негодяя, исполнители всех черных дел, героиня — воплощение всевозможных совершенств и жертва всевозможных причуд рока, — вот арсенал романиста, а равно и автора мелодрам; если указанные действующие лица подобающим образом одеты и изъясняются на языке, который соответствует их обстоятельствам и свойствам, то не приходится ожидать, что читатели или слушатели будут хохотать по поводу комического диалога или лить слезы по поводу трагического.
С другой стороны, хотя персонажам не придано индивидуальных черт, необходимо все же убедительно и ярко обрисовать их внешние особенности; их одежды и облик должны гармонировать с обстановкой, язык и поведение должны либо подчеркивать окружающий их ужас, либо, если этого требует сюжет, составлять ему резкий, живой контраст. Воображению миссис Радклиф особенно удавались именно такие персонажи; они являются на страницах ее книг в неверном, колеблющемся свете, требуемом атмосферой тайны, говорят и держатся в соответствии со своим положением и развитием действия. В качестве примера можно привести великолепное описание монаха Скедони.
«Фигура его поражала — но не соразмерностью: Скедони был высок ростом, но очень худ; руки и ноги его были огромны и неуклюжи; когда он медленно шествовал, закутанный в черное одеяние своего монашеского ордена, весь облик его имел в себе нечто зловещее, нечто почти сверхчеловеческое. Опущенный капюшон, бросая тень на мертвенную бледность лица, подчеркивал суровость застывшего на нем выражения и угрюмую, почти ужасающую безотрадность его взора. Мрачность Скедони была рождена не скорбью чуткого израненного сердца, но жестокостью и беспощадностью его характера. Его физиономия поражала чрезвычайной, трудноопределимой странностью. Она хранила следы многих страстей — словно застывших в чертах, которые эти страсти перестали одушевлять. Мрачность и суровость запечатлелись в глубоких складках его лица. Взгляд, казалось, в одно мгновение проникал в сердца окружающих, читая в них самые сокровенные помыслы; немногие могли выдержать это испытание, и никто не в силах был подвергнуться ему дважды. И все же, несмотря на непреходящую угрюмость и строгость, в нем пробуждалось порой живейшее внимание, преображавшее его внешность; он обладал даром в совершенстве приспосабливаться к нраву и страстям тех, чье расположение желал снискать, — и почти всегда одерживал безоговорочную победу. Именно этот монах, отец Скедони, и был исповедником и тайным советчиком маркизы Вивальди».
[4]
