В это время свет лампы, должно быть, помешал спящей, улыбка с ее лица исчезла, и выражение его изменилось. Девушка что-то прошептала во сне. Скедони, испугавшись, что разбудил ее, резко отпрянул и совсем закрыл лампу плащом.
Промедление оказалось роковым. Страх и неуверенность охватили монаха. «Неужели я не решусь сделать то, что задумал? Чего я медлю? — терзался он. — Не от этого ли зависит мое будущее? Ведь передо мной возлюбленная моего обидчика. Неужели я готов забыть то, что произошло в церкви Святого Духа?» Неприятные воспоминания вернули самообладание и уверенность, жажда мести придала силы, и рука монаха уверенно отодвинула край косынки на груди девушки и занесла кинжал. Но взгляд его упал на медальон, спрятанный под косынкой, и уже иное чувство остановило руку Скедони. Он оцепенел, дыхание остановилось, холодный пот покрыл его лоб. Это длилось всего мгновение, и он наконец снова пришел в себя. Склонившись, он впился глазами в миниатюру, вправленную в медальон. Ужасная правда открылась ему, и кинжал выпал из его рук. Более не раздумывая, он стал будить Эллену.
— Проснитесь, да проснитесь же! — громко выкрикивал он, тормоша девушку.
Бедная Эллена, разбуженная его криками и толчками, увидев бледный свет лампы и искаженное лицо монаха, похолодела от ужаса. Когда же ее взгляд упал на брошенный на край матраса кинжал, она все поняла и упала к ногам Скедони.
— О, пощадите, святой отец, смилуйтесь надо мной! — дрожащим голосом пролепетала бедняжка.
— Отец?! — в отчаянии воскликнул монах, но, опомнившись, взял себя в руки. — Что напугало вас, дитя мое? — промолвил он почти спокойно. Казалось, он уже забыл о своем злодейском намерении, и иные чувства владели им, толкая на иные действия.
— Смилуйтесь, святой отец, проявите милосердие… — продолжала умолять его бедная девушка.
Но монаха жгло нетерпение, его мысли были о другом, столь главном для него, что он даже не замечал испуга девушки.
— Чей это медальон? — нетерпеливо одернул он ее. — И чей портрет?
— Какой портрет? — в недоумении спросила ничего не понимающая Эллена.
— Откуда он у вас? Говорите!
— Зачем он вам, святой отец? — взмолилась совсем ничего не понимающая Эллена.
— Отвечайте! — все больше терял над собой контроль Скедони.
— Я не расстанусь с ним, святой отец! — осмелясь, воскликнула Эллена и прижала медальон к груди. — Зачем он вам?
— Почему вы не отвечаете на мой вопрос? Страх лишил вас языка? — воскликнул в волнении Скедони и, поняв, что выдает себя, отвернул лицо. Но через мгновение в нетерпении он схватил Эллену за руку и повторил свой вопрос. В голосе его было отчаяние.
— Того, кто на портрете, увы, уже нет в живых, — прошептала Эллена и, вырвав руку, расплакалась.
— Вы лукавите, — рассердился Скедони и окинул ее недобрым взглядом. — Я снова спрашиваю вас, чей это портрет?
Эллена, взяв в руки медальон, посмотрела на него долгим печальным взглядом и поднесла к губам.
— Это мой отец, — тихо промолвила она.
— Ваш отец? — глухо произнес монах и отвернулся, словно не выдержал ее взгляда.
Это поразило Эллену.
— Я не знала отцовской заботы, — промолвила она. — Лишь теперь я понимаю, как не хватает мне ее…
— Его имя? — нетерпеливо снова прервал ее монах.
— Теперь, когда… — попыталась продолжить Эллена, — когда, кроме вас, мне некому помочь, святой отец…
— Его имя! — грозно повторил монах.
— Это тайна, он был несчастлив… — попыталась возразить Эллена.
— Имя!
— Я дала клятву хранить его тайну… — защищалась, как могла, Эллена.
— Если вы дорожите своей жизнью, назовите имя! Помните, жизнью!..
Робкие попытки девушки сохранить семейную тайну не увенчались успехом. Монах был настойчив, он был на грани исступления, и бедная девушка испытывала смертельный страх.
— Хорошо, — наконец уступила она. — Его имя — Маринелла.
Из груди монаха вырвался стон. Он поспешно отвернулся и отошел. Но растерянность его была недолгой. Вернувшись к девушке, он помог ей встать с колен и, не дав опомниться, снова забросал вопросами:
— Откуда он родом?
— Это далеко отсюда, — уклончиво ответила настороженная его поведением Эллена.
Но он заставил ее рассказать все, что она знала об отце. Выслушав, монах, тяжело вздохнув, отошел от нее и заходил по комнате. Теперь он молчал, а вопросы задавала почти успокоившаяся Эллена. Она хотела знать причину его пристального любопытства к ее отцу. Скедони, однако, не собирался отвечать и сделал вид, что не слышит ее. Еще ниже опустив голову, он нервными шагами мерил комнату.
Страх Эллены давно уступил место живому любопытству. Ей показалось, что во взглядах монаха, которые он изредка бросал на нее, появилось что-то новое, и она готова была поручиться, что заметила слезинки, блеснувшие в его глазах. Несмотря на все ее попытки разговорить его, он упорно отмалчивался. Напряжение нарастало, и Скедони не выдержал. Эллена с удивлением и испугом услышала глухие рыдания. Еще более неожиданным для нее было то, что монах вдруг подошел к ней и, опустившись на край матраса, взял ее за руку. Девушка непроизвольно отшатнулась и попыталась отнять руку, но сдавленный голос монаха остановил ее.
— Бедное дитя, — тихо промолвил он. — Перед тобою твой несчастный отец. — Монах еще ниже опустил капюшон на лицо и горестно поник перед ней.
— Отец? — не веря его словам, воскликнула девушка. — Вы — мой отец?
Скедони ответил не сразу.
— Не смотрите так на меня, дитя мое, — произнес он наконец дрожащим от волнения голосом. — Я читаю осуждение в вашем взоре.
— Осуждение? Почему, святой отец? — встрепенулась Эллена, испытывая внезапную симпатию к этому загадочному монаху. — Почему я должна осуждать вас?
— Почему? — горестно простонал Скедони. — О Боже милосердный, ты слышишь ее?!
Он стремительно вскочил, задев кинжал, скользнувший на пол. Вид кинжала, очевидно, причинил ему нестерпимую боль, ибо он с силой отшвырнул его в дальний угол. Он проделал все это так быстро, что Эллена ничего не заметила, кроме возросшего волнения Скедони, который снова заметался по комнате.
Голосом, полным сострадания, девушка наконец осмелилась спросить его, что сделало его таким несчастным.
Монах замер от неожиданности и долго и пытливо смотрел на нее. Наконец, вздрогнув, как от удара, он пришел в себя и снова зашагал по комнате.
— Почему в вашем взгляде жалость, святой отец? — встревоженно спросила Эллена. — Что причиняет вам страдания? Откройтесь мне, облегчите свою душу. — Голос девушки был полон искреннего сострадания.
Скедони, не выдержав ее взгляда, бросился к ней и прижал ее к своей груди. Эллена, ощутив на своих щеках слезы этого измученного страданиями человека, сама не зная почему, тоже разрыдалась. Скедони не спешил открывать ей тайну своих терзаний, а Эллена, чувствуя это, продолжала испытывать к нему настороженность и недоверие. Поэтому она поспешила освободиться из его объятий. Это смутило и огорчило Скедони, столь неожиданно даже для себя выдавшего степень своего волнения.
