Идея скрытых переходов заставила класс заохать и заахать, но
я по-прежнему не была удовлетворена.
— Выходит, сказанное вами означает следующее: либо вы
проглядели их во время первого осмотра, либо ваша охрана была на таком уровне,
что они смогли обойти ее во время празднества. И так и эдак кто-то из вас
облажался, что ни говори.
Она еще плотнее поджала губы, в голосе отчетливо зазвучала
холодность.
— Мы оказались в экстремальной ситуации и сделали
лучшее, что могли. Вполне допускаю, человек твоего уровня не способен уловить
всю сложность описанной ситуации, но попытайся выйти за пределы теоретических
рассуждений и поймешь, как трудно в реальности, да еще когда от тебя зависит
жизнь множества других.
— Не сомневаюсь, — согласилась я. — Кто я
такая, чтобы подвергать сомнению ваши методы? В смысле, все, что угодно, лишь
бы получить еще один знак молнии, верно?
— Мисс Хэзевей, — низкий голос Стэна пророкотал по
притихшей комнате, — пожалуйста, возьми свои вещи и оставшуюся часть урока
подожди снаружи.
Я недоуменно уставилась на него.
— Вы серьезно? С каких пор плохо — задавать вопросы?
— Твоя позиция — вот что плохо. — Он указал на
дверь. — Уходи.
Наступившая тишина была тяжелее и глубже, чем во время
рассказа матери. Я изо всех сил старалась не съеживаться под взглядами новичков
и стражей. Это не первый случай, когда Стэн выставлял меня из класса. Это даже
не первый случай, когда Стэн выставлял меня из класса на глазах у Дмитрия.
Повесив рюкзак на плечо, я прошла короткое расстояние до двери — расстояние,
которое казалось длиной в тысячу миль, — и дальше, мимо матери, избегая ее
взгляда.
Примерно за пять минут до конца урока она вышла из класса и
направилась прямо туда, где я сидела в коридоре. Глядя на меня сверху вниз, она
уперла руки в боки — та вызывающая раздражение поза, которая заставляла ее
казаться выше. Для того, кто на полфута ниже ее, это было нечестно — заставлять
меня чувствовать себя такой маленькой.
— Ну, как я понимаю, твои манеры с годами не
улучшились.
Я встала, чувствуя, что мне все-таки удалось вывести ее из
себя.
— Я тоже рада тебя видеть. Просто удивительно, как ты
вообще узнала меня. Фактически я думала, ты даже не помнишь о моем
существовании, учитывая, что ты не потрудилась сообщить мне о своем приезде.
Теперь она скрестила руки на груди, став еще более
невозмутимой.
— Я не могла пренебрегать своим долгом и нянчиться с
тобой.
— Нянчиться? — переспросила я.
Эта женщина в жизни не нянчила меня. Удивительно, что она
вообще знала это слово.
— Трудно рассчитывать на твое понимание. По дошедшим до
меня слухам, ты плохо представляешь себе, что такое долг.
— Я точно знаю, что это такое, — возразила я
намеренно высокомерно. — Лучше многих людей.
Ее глаза расширились в притворном удивлении. Я не раз видела
подобное саркастическое выражение на лицах людей и отнюдь не радовалась, когда
оно оказывалось направленным на меня.
— Ох, правда? Где ты провела последние два года?
— А где ты провела последние пять? Ты бы в жизни не
узнала, что я сбежала, если бы тебе случайно не сообщили об этом.
— Не сваливай с больной головы на здоровую. Я
отсутствовала, потому что так было нужно. Ты отсутствовала из желания шататься
по магазинам и поздно ложиться спать.
Моя обида и замешательство переплавились в ярость. Видимо,
мне никогда не искупить последствия нашего с Лиссой побега.
— Ты понятия не имеешь, почему я сбежала! —
сказала я, повысив голос. — И ты не имеешь права высказывать какие бы то
ни было предположения о моей жизни, поскольку тебе о ней ничего не известно.
— Я читала отчеты о том, что произошло. У тебя были
основания для беспокойства, но действовала ты неправильно. — Ее слова
звучали формально и жестко, она хорошо смотрелась бы на месте нашей
учительницы. — Нужно было просто обратиться за помощью.
— Не к кому мне было обратиться, поскольку я не имела
твердых доказательств. Кроме того, нас всегда учили думать самостоятельно.
— Да. С ударением на слове «учили». Учебой ты была
обделена на протяжении двух лет. Вряд ли ты можешь читать мне лекции насчет
правил поведения стража.
Я постоянно втягиваюсь во всякие споры, что-то в моей натуре
мешает мне избегать их. Поэтому я привыкла защищаться и выслушивать
оскорбления. Я толстокожая. Но почему-то, находясь рядом с ней, — в тех
редких случаях, когда я находилась рядом с ней, — я чувствовала себя почти
трех лет от роду. Ее позиция унижала меня, а упоминание о пропущенных занятиях
— очень болезненная тема — заставляло чувствовать себя еще хуже. Я скрестила
руки на груди в попытке имитировать ее позу и ухитрилась самодовольно улыбнуться.
— Да? Ну, мои учителя так не думают. Несмотря на
пропущенное время, я догнала своих одноклассников.
Она ответила не сразу; в конце концов ровным голосом она
произнесла:
— Если бы ты не сбежала, то, возможно, превзошла бы их.
Развернувшись четко, по-военному, она зашагала по коридору.
Спустя минуту зазвонил звонок, и в коридор с урока Стэна высыпали ученики.
После этого даже Мейсону не удалось развеселить меня.
Остальную часть дня я провела в состоянии раздражения и злости, уверенная, что
все перешептываются о матери и обо мне. Пропустив ланч, я отправилась в
библиотеку за книгами по физиологии и анатомии. Когда пришло время занятий с
Дмитрием после уроков, я практически сразу же бросилась к манекену и кулаком
ткнула его в грудь, чуть-чуть влево, но ближе к середине.
— Здесь, — сказала я. — Сердце здесь,
ограждено грудиной и ребрами. Можно мне теперь получить кол?
Скрестив на груди руки, я устремила на него победоносный
взгляд, ожидая, что на меня обрушится град похвал. Но Дмитрий просто кивнул в
знак подтверждения с таким видом, словно мне и прежде следовало знать это. И
да, следовало.
— А как ты преодолеешь грудину и ребра? — спросил
он.
Я вздохнула. Только ответишь на один вопрос, тут же
возникает другой. Типично.
Большая часть занятия была посвящена этому. Он
продемонстрировал несколько технических приемов, с помощью которых легче всего
убивать. Его движения выглядели изящными и смертоносными одновременно.
Казалось, они не требуют от него никаких усилий, но я понимала, что это не так.
Когда внезапно он протянул мне кол, до меня сначала даже не
дошло.
— Ты даешь его мне?
Темные глаза сверкнули.
— Просто глазам своим не верю! Ты проявляешь
сдержанность? А я-то думал, ты тут же схватишь и заработаешь им.
