— Клянусь, Роза, на тебя, наверное, нужно завести
карточку постоянного пациента. — Она еле заметно улыбнулась. — Если
не считать тех, у кого проблемы с аллергией и астмой, по-моему, нет ни одного
студента, которого я видела бы здесь так часто за столь короткое время.
— Спасибо, — ответила я, хотя вовсе не желала
удостоиться такой чести. — Значит, никакого сотрясения?
Она покачалатоловой.
— Нет. Хотя какое-то время ты будешь испытывать боль. Я
дам тебе лекарство. — Улыбка погасла, и внезапно доктор явно
занервничала. — Честно говоря, Роза, больше всего пострадало… ну твое
лицо.
Я соскочила с постели.
— Что значит «больше всего пострадало твое лицо»?
Доктор Олендзки сделала жест в сторону зеркала над раковиной
на другом конце комнаты. Я подбежала к нему и посмотрела на свое отражение.
— Черт побери!
Багрово-красные пятна покрывали левую верхнюю часть лица, в
особенности около глаза. Я в отчаянии повернулась к доктору.
— Это же пройдет, правда? Если я буду прикладывать лед?
Она покачала головой.
— Лед может помочь… но, боюсь, вокруг глаза образуется
приличный синяк. Хуже всего он будет выглядеть завтра утром, но окончательно
рассосется через неделю или около того.
Я покинула больницу с головокружением, не имеющим никакого
отношения к травме головы.
Рассосется через неделю или около того? Как доктор Олендзки
могла так легко говорить об этом? Не понимала, что ли? На Рождество и большую
часть пребывания на лыжной базе я буду выглядеть словно мутант. Синяк. Поганый,
страшный синяк.
И кто мне все это устроил? Собственная мать.
Семь
Разъяренная, я распахнула дверь в спальный корпус мороев.
Позади кружился снег, и немногие задержавшиеся в вестибюле оглянулись при моем
появлении. Неудивительно, что их взгляд остановился на мне. Сглотнув, я
заставила себя не реагировать. Все будет нормально. Нечего волноваться. Новички
все время получают травмы. Гораздо реже они их не получают. Правда, моя травма
больше других бросалась в глаза, но с этим можно жить, пока все не заживет,
верно? И непохоже, чтобы кто-либо знал, каким образом я пострадала.
— Эй, Роза, правда, что тебе врезала собственная мать?
Я замерла. Такое насмешливое сопрано ни с чем не спутаешь. Я
медленно повернулась и поглядела в темно-голубые глаза Мии Ринальди. Вьющиеся
светлые волосы обрамляли лицо, которое могло бы быть привлекательным, если бы
его не портила злобная усмешка. На год младше нас, Мия втянула Лиссу (и меня
заодно) в войну не на жизнь, а на смерть — в войну, следует добавить, которую
она начала. Она увела у Лиссы ее бывшего бойфренда — пусть даже Лисса в конце и
сама не хотела больше встречаться с ним — и стала распространять всякого рода
слухи.
Правда, у ненависти Мии были кое-какие основания. Старший
брат Лиссы, Андрей — погибший во время той же автомобильной аварии, —
скверно обошелся с Мией, когда она была первокурсницей. Не стань она теперь
такой сукой, я посочувствовала бы ей. Он поступил плохо, и, хотя я могла понять
ее злость, по-моему, она повела себя нечестно, изливая ее на Лиссу. В конце мы
с Лиссой формально выиграли эту войну, но Мия непостижимым образом быстро
оправилась от поражения. С той элитой, к которой она липла прежде, она больше
не общалась, но обзавелась небольшой группой друзей. Злобные или нет, сильные
лидеры всегда находят приверженцев.
По моему мнению, в девяноста процентах случаев самая
эффективная реакция на ее поведение — безразличие. Однако в данный момент мы
оказались в области оставшихся десяти процентов, потому что есть вещи, которые
невозможно игнорировать, например когда кто-то заявляет во всеуслышание, что
твоя мать только что врезала тебе, — даже если это правда. Я остановилась
и развернулась. Мия стояла около торгового автомата, прекрасно понимая, что
сумела зацепить меня. Я не стала впустую тратить время, спрашивая, откуда она
узнала эту новость. Здесь тайны редко остаются тайнами.
Получив возможность полностью разглядеть мое лицо, она с
выражением беззастенчивого удовлетворения широко распахнула глаза.
— Класс! Вот это материнская любовь!
Ха! Круто. Скажи это кто-нибудь другой, я бы аплодировала
шутке.
— Ну, ты у нас эксперт по части лицевых травм, —
сказала я. — Как твой нос?
Ледяная улыбка Мии слегка искривилась, но она не отступила.
Примерно месяц назад я сломала ей нос — и не где-нибудь, а на школьной
танцплощадке, — и, хотя с тех пор все зажило, сидел он самую чуточку
кривовато. Это, скорее всего, можно исправить с помощью пластической хирургии,
но судя по тому, что я знала о финансовом положении ее семьи, пока не
представлялось возможным.
— Лучше, — ответила она натянуто. — По
счастью, его сломала шлюха-психопатка, а не кто-нибудь, по-настоящему близкий
мне.
Я улыбнулась ей самой своей психопатической улыбкой.
— Скверно. Члены семьи могут стукнуть разве что
случайно. Психопатические шлюхи имеют склонность возвращаться.
Обычно угроза физического насилия тактически оказывалась в
отношении нее хорошим приемом, но сейчас вокруг было слишком много народу,
чтобы она всерьез заволновалась. И Мия прекрасно понимала это. Не то чтобы
такого рода окружение останавливало меня от нападения — черт, я делала это
много раз! — однако в последнее время я усиленно работала над собой в
плане контроля над импульсивностью.
— Ну, случайно так не врежешь, как тебе кажется? —
поинтересовалась она. — Разве у вас нет правил относительно ударов в лицо?
В смысле, вид такой, словно все границы остались позади.
Я открыла рот, чтобы отбрить ее… и не произнесла ни слова.
Она попала в точку. Моя травма не укладывалась ни в какие рамки, в рукопашных
схватках недопустимо наносить удары выше шеи. В данном случае запретная линия
была превышена.
Мия заметила мою неуверенность, и на ее лице появилась
улыбка, будто рождественское утро уже наступило. До этого момента я даже
представить себе не могла, что в процессе наших с ней враждебных действий
возникнет ситуация, когда я потеряю дар речи.
— Девушки! — произнес строгий женский голос.
Моройская служащая, сидящая за письменным столом,
наклонилась над ним и вперила в нас проницательный взгляд.
— Это вестибюль, а не комната отдыха. Либо поднимайтесь
наверх, либо покиньте здание.
На мгновение мной завладела идея снова сломать Мие нос — и
плевать на арест или временное исключение из школы. Сделав глубокий вдох, я
решила, что сейчас достойнее всего отступить, и зашагала к лестнице, ведущей к
спальням девушек. За моей спиной Мия сказала:
— Не волнуйся, Роза. Это пройдет. Кроме того, парней в
тебе интересует не лицо.
