За завтраком доктор рассказал о всех своих приключениях: кто присутствовал на обеде и какие красивые наряды были на двух дамах (а доктор, надо сказать, был искусник по части изготовления дамских шляп — мало известный публике талант; подобным обладал Дон-Кихот, который мастерил птичьи клетки и зубочистки, о чем, как мы помним, поведал честному Санчо в ходе одной из их бесед под пробковыми деревьями). Доктор имел обыкновение излагать свои невинные сплетни безыскусно и приятно; маленькая Лили смотрела на дорогого старика и улыбалась, но говорила мало, и глаза ее часто наполнялись слезами; замечая это, доктор на мгновение задумывался и мрачнел, но вслух ничего не говорил.
Чуть позже, когда дочь случайно проходила мимо кабинета, священник позвал ее:
— Лили, войди.
И она вошла. Доктор стоял один перед книжными полками, вынимая и ставя на место книги. Не прерывая работы, он произнес:
— Закрой дверь, Лили, малышка. Вчера вечером, дорогая, я получил письмо от капитана Деврё; он пишет, что очень к тебе привязался. Чему я не удивляюсь: как же ему не влюбиться в мою маленькую Лили.
Ласково усмехнувшись, доктор принялся вытаскивать застрявшую книгу, так что оглянуться на дочь у него не было никакой возможности. Правду говоря, он подозревал, что Лили покраснела, и не желал смущать ее еще больше; он и сам был не в своей тарелке и чувствовал, что щеки его горят, хотя разговор повел просто, без недомолвок, и продолжал при этом привычными движениями похлопывать переплеты и сдувать пыль с обрезов. Доктор был готов к тому, что рано или поздно дочь выйдет замуж, однако это событие все же казалось ему делом далекого будущего. И вот сегодня, сейчас наступило то время, когда Лили пойдет под венец… уедет… покинет родной дом навсегда; смолкнут клавикорды, не прозвучит вечерами ее приветливый голосок, опустеет сад и Вязы охватит печаль.
— И он хочет взять в жены мою Лили, если только она согласна. Так что же, душечка, мне ему ответить? — произнес доктор очень весело.
— Я тебя люблю, папочка, тебя; твоя Лили никогда тебя не покинет. Она останется с тобой.
Ее голос прервался, она заплакала, обнимая отца за шею; старик тоже плакал, и улыбался, и гладил ее хорошенькую головку, пытался смеяться и приговаривал: «Господь тебя благослови, мое сокровище».
— Ну хорошо, малышка, как же: ты согласна? — немного помолчав, спросил он.
— Нет, папа дорогой, нет! — сквозь слезы ответила Лили.
— Ты не хочешь за него замуж?
— Нет… нет… никогда!
— Ну хорошо, Лили, сегодня я ему отвечать не стану; спешить нет нужды, ты же знаешь. Если ты и завтра не переменишь решения, просто скажи мне, чтобы я написал ответ.
— Нет, не переменю — это невозможно; и завтра и послезавтра я скажу тебе то же самое.
Лилиас снова поцеловала доктора и направилась к двери, но обернулась; глаза ее были сухи, и она с улыбкой сказала:
— Нет, твоя малышка останется со своим дорогим старым папой и сделается, как тетя Бекки, милой старой девой; и я буду играть и петь твои любимые песни и вдвоем с Салли вести дом; и я решила: теперь мы в Вязах будем жить еще счастливее, чем раньше. Когда соберешься уходить, скажешь мне, папа?
Лили сорвалась с места и взбежала по лестнице, и стоило ей покинуть кабинет и его обитателя, как с каждым шагом воздух вокруг, казалось, стал темнеть и все больше щемило сердце. Она повернула ключ в замке, вошла в свою комнату, бросилась на постель и, зарывшись лицом в подушку, отчаянно зарыдала.
Цветущее лето сменилось осенью с листопадом, а Деврё не возвращался; в клубе поговаривали (ссылаясь на лиц осведомленных), что он получил назначение в штаб главнокомандующего; Паддоку пришло из Англии письмо от Деврё, но особых новостей там не содержалось, а доктор Уолсингем получил длинную эпистолу из Малаги: честный Дэн Лофтус добыл в Испании сведения, важные для ирландской истории, а также с немалым сожалением сообщал, что его благородный ученик подхватил лихорадку. Эти скудные сведения быстро распространились, в клубе их обсуждали с большим интересом и не без доли веселья; было заключено много пари.
Обстановка в Белмонте почти не менялась. Генерал еще не вернулся, а тетя Ребекка с Гертрудой все так же сражались из-за Дейнджерфилда. Этот джентльмен многого в жизни добился благодаря простому умению ждать, и его ничуть не смущало, что такое препятствие, как каприз молодой леди, не даст ему осуществить свои планы немедленно. Когда Дейнджерфилд что-нибудь задумывал, он не отступался от своего из-за безделицы.
Наконец тетя Бекки и мисс Гертруда пришли к перемирию; согласно выработанным условиям, вопрос, от которого зависело блаженство или крушение Дейнджерфилда, предстояло решить не ранее, чем вернется генерал; влюбленный пастушок ответствовал тетушке Ребекке на это известие искусной и галантной речью, в которой изъявил абсолютную готовность повиноваться; с низким поклоном и мрачной улыбкой он приложился к ее изящным, унизанным кольцами пальцам — тетя Бекки приняла все это весьма милостиво.
Безусловно, Дейнджерфилд прекрасно понимал положение вещей; он был не из тех, кто живет в мире грез, факты являлись для него хлебом насущным. Он знал, сколько ему стукнуло лет и месяцев и как сказались прожитые годы на его внешней привлекательности. С точностью, граничащей с цинизмом, он взвесил условия, на каких мог бы (если судьба окажется благосклонной) заполучить в жены и удержать при себе мисс Чэттесуорт. Однако же он не оставлял своих намерений, поскольку Гертруда Чэттесуорт как нельзя лучше ему подходила; он знал: буде венчание свершится, он утвердит свое господство с легкостью; прав, данных законом, для этого будет достаточно.
Дейнджерфилд не имел ничего общего с Петруччо
{112}, не собирался также сделать орудием своей власти любовь. Он привык действовать иначе. Он владел искусством, не прибегая ни к угрозам, ни к уговорам, добиваться от подчиненных полной и безграничной покорности; рано или поздно все они начинали бояться его, как ребенок боится привидений. Ему не приходилось опасаться за мир в своем доме.
Гертруда тем временем повеселела и почти что пришла в себя; у тети Ребекки были собственные соображения по поводу того, кому дарит свои симпатии молодая леди и что она скрывает от окружающих.
Тетя Ребекка явилась в Вязы повидаться с Лилиас Уолсингем и села рядом с ней на диван.
— Лили, детка, да тебя просто не узнать. Я пришлю тебе капель. Тебе нужно позаботиться о своем здоровье. Жаль, что я не захватила с собой доктора Тула.
— Вот и хорошо, что не захватили, тетя Бекки; я прекрасно справлюсь сама. Я уже целых три дня сижу дома.
— Не выходи пока, дорогая, восточный ветер тебе вреден. Хорошо? А знаешь, дорогая, я, кажется, догадываюсь, отчего Гертруда отказывается от такой прекрасной партии, как мистер Дейнджерфилд.
— О, в самом деле? — заинтересовалась Лили.
— От тебя ведь не укрылось, что у нее есть тайна? — спросила тетя Ребекка.
