Глава LVI
ДОКТОР УОЛСИНГЕМ И ПРОЧИЕ ХРИСТИАНЕ ЧЕЙПЛИЗОДА СОБИРАЮТСЯ НА ЗВУК СВЯЩЕННОГО КОЛОКОЛА, И В ЦЕРКВИ ВОССЕДАЕТ ВАМПИР
На следующий день с увитой плющом башни чейплизодской церкви разнесся звон воскресного колокола, призывавшего всех добрых прихожан к церковным скамьям и стульям. Место Стерка было пусто — и уже не ждало его больше, — отсутствовала и миссис Стерк, зато явилась вереница ребятишек, на которых соседи поглядывали с ласковым и боязливым любопытством. На вице-королевском стуле восседал лорд Тауншенд, сзади держались джентльмены, состоявшие при нем; со звездой и в парике он выглядел блестяще и привлекал к себе не один любопытный взор поверх молитвенника. Небольшая скамья Наттеров, под хорами, была пуста, как и скамья Стерков. Эти бреши зияли весьма красноречиво, и мысли немалого числа прихожан, внезапно наткнувшихся на них взглядом, в странном печальном танце устремлялись в Мясницкий лес, под кивающие ветви боярышника, туда, где среди ночного тумана лежал Стерк, в гамашах, с пудреной окровавленной головой, а поблизости гудел равнодушный жук, и никто не видел лежавшего — лишь преступник, который расплывчатой тенью проворно крался меж деревьев прочь и, обернувшись, сверкнул в его сторону глазами.
Проповедь доктора Уолсингема имела касательство к разыгравшейся на этой неделе двойной трагедии — возможной гибели Наттера в водах Лиффи и убийству Стерка. Обильно уснащенные эрудицией рассуждения доктора казались иной раз странными. Часть конгрегации они поучали, но другую часть повергали в искреннее недоумение.
К примеру, однажды после чтения коллекта
{134} доктор сказал следующее:
— Нам не возбраняется, исполнившись смиренного упования, возносить молитвы о дожде, равно и о других стихийных проявлениях. Ибо у римских историков мы читаем, что авгуры умели силой обрядов и заклинаний вызывать грозы; успешно производил гром и молнию царь Порсенна, а Луций Пизон — автор, которого Плиний именует весьма почтенным, — утверждал, что подобную же операцию еще раньше неоднократно проделывал царь Нума Помпилий; если все это верно, то и христианской общине дозволено надеяться на нечто подобное.
И так далее. В данном случае пастор предостерег тех прихожан, кто готов был усмотреть во внезапной кончине проявление гнева Божия.
— Напротив, древние видели в том благодать. Плиний называет внезапную смерть величайшим счастьем в жизни. Не больше ли оснований для такого утверждения у нас? Множество достойнейших римлян, как вам известно, покинули этот мир именно внезапно. Квинт Эмилий Лепид, выходя из своего дома, ушиб большой палец ноги о порог и испустил дух; Гней Бабий Памфил, джентльмен в преторском звании, умер, когда задавал мальчику вопрос, который час; Авл Манлий Торкват, консуляр, скончался за обедом, поглощая ватрушку; Луций Тусций Валла, врач, подавился вином с медом, Аппий Сауфей — яйцом; Корнелий Галл, претор, и Тит Гатерий
{135}, всадник, — оба умерли, когда целовали руки своим женам. И я бы мог добавить еще немало имен, по всей видимости, так же хорошо вам знакомых.
Джентльмены из свиты поднимали брови, офицеры Королевской ирландской артиллерии, изучившие священника вдоль и поперек, весело перемигивались, прикрываясь треуголками, а его превосходительство изволил многократно подносить к носу надушенный платок и кашлять. Мастер
{136} Дики Стерк, степенный мальчуган, который наблюдал его превосходительство сбоку, заметил вслух, что лорд-наместник смеется в церкви, и получил от ужаснувшейся няни должный нагоняй — за клевету на высокопоставленное лицо.
Затем добрый доктор объявил пастве, что кровь убитого вопиет к Небесам и не останется неотмщенной — каковым сознанием и следует себя утешать. Он напомнил внушающие трепет слрва святого Августина: «Ноги Господа из шерсти, зато длани из железа», и изложил историю Мемприция, сына Мадана, четвертого короля Англии
{137} (в ту пору ее именовали Британией, по Бруту); названный Мемприций убил своего брата Манлия и, заметьте, через двадцать лет был пожран дикими зверями; засим последовал рассказ о некоем Бессе, взятый у Плутарха: Бесса, убившего своего отца, разоблачили ласточки; нечистая совесть внушила ему, что эти птички щебечут друг другу: «Бесс убил своего отца»; преступник тут же выдал себя, сознался в своем неслыханном злодеянии и был заслуженно осужден на смерть.
— Великий Мартин Лютер, — продолжал пастор, — сообщает подобную же историю. Некоего Альмэня убивали грабители; увидев стаю ворон, он вскричал: «О вороны, будьте моими свидетелями и мстителями». Так оно и вышло. Через несколько дней, когда грабители выпивали в кабаке, прилетела стая ворон и уселась на конек крыши. При виде их один из грабителей шутя сказал другому: «Смотри, это они должны отомстить за парня, которого мы вчера отправили на тот свет». Подслушав этот разговор, кабатчик доложил судье, и тот незамедлительно арестовал преступников; они признались и были казнены.
И пастор продолжал в том же духе, подкрепляя нравоучения чудными повестями, которые черпал там и сям в дебрях своих книжных познаний.
Пока длилась эта проповедь, при всей своей эксцентричности (о которой я дал вам представление) исполненная зачастую силы и выразительности, способная даже внушить трепет, меж рядов прихожан проскользнул — назову его так — призрак; отсвет смерти, тень ада и отпечаток могилы покоились на нем; непроницаемый, он безбоязненно соседствовал с уважаемыми прихожанами, состоящими из плоти и крови, ибо знал: лишь двое в этой церкви беспрепятственно проницают взором сквозь носимую им хитрую маску. Двоим было известно, кто он такой и что имя его — Чарлз Арчер; один из них, лукавый клерк с синим подбородком, читал респонсорий
{138} и смиренно, дрожащим голосом выводил псалмы; второй, прямой и белоголовый, сверкал серебряными очками на скамье лорда Каслмэлларда, усердно листая молитвенник. И страшный дух, гонимый через мирскую пустыню неумолимыми тенями, был уверен, бродя днем с огнем в поисках покоя, что по меньшей мере один из указанных двоих — раб его лампы.
Глава LVII
ДОКТОР ТУЛ И МИСТЕР ЛОУ НАНОСЯТ ВИЗИТ В МЕЛЬНИЦЫ И ОБНАРУЖИВАЮТ ТАМ НЕЧТО УДИВИТЕЛЬНОЕ
Из церкви доктор Тул отправился в Мельницы, чтобы нанести послеполуденный визит бедной маленькой миссис Наттер; в дороге его нагнал мистер Лоу, магистрат, который, завидев доктора, придержал своего рослого мышастого гунтера.
— О Наттере нет известий? — спросил Лоу, перебросившись с доктором новостями (как говорили в те дни).
— Ни слова, — отозвался доктор. — Понятия не имею, что с ним стряслось, но о чем народ подумывает — вам известно. В последний раз Наттера видели в его собственном саду. Вечером в пятницу река чертовски вздулась, и как раз у того места, где он стоял, довольно глубоко — я это знаю, потому что мальчишкой там купался. Наттер, бедняга, жутко хандрил, а человек он был (между нами) решительный и желчный; такому вполне может прийти блажь отправить себя к праотцам; да и шляпу его — вы ведь знаете — выловили в реке много ниже по течению. На следующее утро дно обшарили багром, но — куда там! ерунда все это — течение было такое, что его за час могло снести к Рингзэнду. Ему в последнее время — я уже говорил — приходилось очень невесело из-за подлого замысла оттягать его должность при милорде Каслмэлларде; но все это в прошлом. Кроме того, у меня есть причины подозревать, что перед его уходом у них в доме произошел какой-то переполох — не ссора, конечно… бедная Салли Наттер женщина слишком добрая и тихая для этого, а… что-то такое… расстройство… плохие вести… в этом роде; итак, сами видите: похоже, бедняга Наттер совершил нечто отчаянное.
