— Чем могу помочь? — спросила она, усевшись за
свой стол.
Я вручила ей пачку бумаг. Глаза у нее стали как блюдца.
— Но… что… ты не можешь… — Я постучала пальцем по
бумагам.
— Могу. Тут все заполнено как надо.
Все еще в шоке, она пробормотала, чтобы я подождала,
торопливо покинула комнату и спустя несколько минут вернулась с директрисой
Кировой. Та, по-видимому, уже была в курсе и устремила на меня осуждающий
взгляд поверх своего похожего на клюв носа.
— Мисс Хэзевей, что все это означает?
— Я уезжаю, — ответила я. — Выбываю. Бросаю.
Как вам угодно это назвать.
— Ты не можешь сделать этого.
— Ну, могу, очевидно, поскольку вы держите
соответствующие документы в библиотеке. Я заполнила все, как требуется.
Ее гнев сменился грустью и беспокойством.
— Я понимаю, в последнее время произошло много разного…
нам всем трудно с этим справиться… но это не повод принимать поспешные решения.
Если уж на то пошло, сейчас ты нужна здесь больше, чем когда-либо.
Она говорила почти умоляющим тоном. Просто не верилось, что
полгода назад она хотела исключить меня из школы.
— Это не поспешное решение. Я хорошо обдумала его.
— Давай, по крайней мере, пригласим твою мать, чтобы мы
могли обсудить его вместе.
— Она три дня назад отбыла в Европу. Впрочем, это не
имеет значения. — Я указала на строчку лежащей сверху формы, где было
написано «дата рождения». — Сегодня мне исполнилось восемнадцать, и больше
она не в состоянии влиять на меня. Это мой выбор. Теперь, может, вы поставите
печать на эти формы или продолжите попытки удержать меня? Уверена, в схватке я
одолею вас, Кирова.
Хоть и с явным неудовольствием, они поставили печати на мои
документы. Секретарь сделала копию официальной бумаги, где было сказано, что я
больше не студентка Академии Святого Владимира. Мне требовалось предъявить ее
на выходе.
Это была долгая дорога, и западная часть неба окрасилась
красным, когда солнце опускалось за горизонт. Потеплело, даже ночью. Наконец-то
наступила весна. Это было хорошо, поскольку мне предстояло довольно долго
добираться до шоссе. Оттуда я автостопом поеду в Мизулу. Путешествовать
автостопом небезопасно, но серебряный кол в кармане куртки создавал ощущение
уверенности, с чем бы мне ни пришлось столкнуться. После рейда никто не отобрал
его у меня, и он наверняка сработает так же хорошо против скверных людей, как и
против стригоев.
Я уже стояла у самых ворот, когда почувствовала ее. Лисса. Я
остановилась и повернулась к рощице покрытых почками деревьев. Она стояла среди
них совершенно неподвижно и сумела так хорошо скрыть свои мысли, что я не
осознавала ее присутствия, пока не оказалась практически рядом. Ее волосы и
глаза блестели в свете заката. Она представлялась слишком красивой, слишком
неземной, чтобы быть частью этого унылого ландшафта.
— Привет, — улыбнулась я.
— Привет. — Она обхватила себя руками, замерзая
даже в куртке.
Морои не обладают такой сопротивляемостью к перепадам
температур, как дампиры. Та погода, которую мы воспринимали как теплую, уже
весеннюю, ей все еще казалась холодной.
— Я знала. Знала с того дня, как стало известно об
исчезновении его тела. Что-то подсказывало мне, что ты поступишь так. Я просто
ждала, когда это произойдет.
— Ты что, научилась читать мои мысли? — с грустью
спросила я.
— Нет, я просто научилась понимать тебя. Наконец-то.
Просто не верится, насколько я была слепа. Просто не верится, что я ничего не
замечала. Слова Виктора… Он был прав. — Она бросила взгляд в сторону
заката и снова повернулась ко мне. Вспышка гнева — и в ее взгляде, и в чувствах
— обрушилась на меня. — Почему ты ничего не рассказывала мне? —
закричала она. — Почему не рассказывала, что любишь Дмитрия?
Я просто стояла и смотрела, не в силах припомнить, когда в
последний раз Лисса кричала на кого-либо. Может, прошлой осенью, когда
творилось все это безумие с Виктором. Громогласные вспышки чувств — моя стихия,
не ее. Даже когда она терзала Джесси, ее голос звучал пугающе спокойно.
— Я не могла рассказать никому, — ответила я.
— Я твоя лучшая подруга, Роза. Мы через все проходили
вместе. Ты правда думаешь, что я разболтала бы? Я умею хранить секреты.
Я опустила взгляд.
— Знаю. Я просто… ну, не могла говорить об этом. Даже с
тобой. Не знаю, как объяснить.
— Насколько… — Она силилась сформулировать вопрос,
который смутно вырисовывался в ее сознании. — Насколько это было серьезно?
Только ты любила его или?..
— Это было обоюдно, — ответила я. — Он
испытывал ко мне те же чувства. Но мы оба понимали, что не можем быть вместе…
учитывая нашу разницу в возрасте и… ну, то, что мы оба должны защищать тебя.
— Что ты имеешь в виду?
— Дмитрий всегда говорил, что, если у нас с ним что-то
будет по-настоящему, мы станем думать о защите не столько тебя, сколько друг
друга. Этого мы не могли допустить.
Чувство вины пронзило ее вместе с мыслью, что именно она
мешала нашему сближению.
— Это не твоя вина, — быстро добавила я.
— Конечно… наверняка был способ… это не могло создать
неразрешимую проблему…
Я просто пожала плечами, не желая вспоминать, а тем более
говорить о нашем последнем поцелуе в лесу, когда мы с Дмитрием думали, что
нашли решение всех проблем.
— Не знаю, — сказала я. — Мы просто старались
держаться подальше друг от друга. Иногда получалось, иногда нет.
Ее обуревали эмоции. Она сочувствовала мне, но одновременно
и злилась.
— Ты должна была рассказать мне, — повторила
она. — У меня такое чувство, будто ты не доверяешь мне.
— Конечно, я доверяю тебе.
— Тогда почему убегаешь украдкой?
— Доверие тут совершенно ни при чем. Это все я… Ну, мне
была невыносима мысль рассказывать тебе, что я уезжаю, и объяснять почему.
— Я и так знаю, — бросила она. — Догадалась.
— Как?
Сегодня Лисса была полна сюрпризов.
— Помнишь прошлую осень, когда мы ездили в Мизулу?
Чтобы походить по магазинам? Вы с Дмитрием разговаривали о том, как превращение
в стригоя делает человека извращенным, злобным… разрушает прежнюю личность…
заставляет совершать ужасные поступки. И я слышала… — Ей было трудно
говорить об этом, а мне еще труднее слушать. Я почувствовала на глазах влагу.
Это было ужасно — вспоминать тот день, когда мы сидели рядом и впервые
почувствовали влечение друг к другу. Лисса сглотнула и продолжила: — Я слышала,
как вы оба были согласны с тем, что лучше умереть, чем стать монстром.
