— Кажется, снова пришло письмо. Если так, то игнорировать уже нельзя. Это какая-то провокация, нам нельзя просто отмалчиваться. Ежи, давай сообщим в контрразведку…
Баклавский молча протянул руку. Савиш вложил ему в ладонь холодный латунный патрон пневмопочты класса «лично в руки». Отвинтив пробку с торца цилиндра, — она характерно хрустнула, подтверждая, что патрон еще не был распечатан, — Баклавский взглянул на номер отправителя. Судя по первым двум цифрам, письмо отправили откуда-то с восточных окраин.
— Как на пристанях?
— Без эксцессов, — сказал Савиш. — Галлийский шелк, кельнская вода — ничего сверхъестественного. «Клео», мне кажется, уже почти разгрузилась.
— А мы накрыли бобы, — не без гордости сообщил Баклавский.
— Ух ты! Много?
— Пару тонн.
Савиш присвистнул. Баклавский выудил пальцем из цилиндра свернутое в трубочку письмо — стандартный узкий и длинный листок формата «пневма». Развернул тонкую хрустящую бумагу.
«Дорогой Ежи,
лес ощетинился ветками. Патройские смертники лишь длят агонию. Очищение застанет нас на руинах Хрустальной башни. Ты справился с Сиамом — подчинишь и моих новых друзей. В мире было бы грустно без тебя.
Искренне и отчаянно,
Твой О.О.»
Баклавский поймал заинтересованный взгляд помощника.
— Чуть позже, — сказал он Савишу и сунул письмо в карман, видя, что от дверей конторы к ним спешит незнакомый смуглый офицер в мышино-сером мундире.
— Господин инспектор, — издалека загнусавил таможенник.
— Старший инспектор, — поправил его Баклавский. — Слушаю вас, господин майор. И давайте без чинов, не на плацу. — Протянул руку. — Баклавский.
— Ривейра. Я по поводу любековских контейнеров. Можете, как сосед соседу, объяснить, что происходит?
Савиш изменился в лице и тихо отдрейфовал в сторону.
— А что-то происходит? — уточнил Баклавский. — Обычная процедура — Досмотровая служба по своему усмотрению проверяет грузы, входящие или покидающие порт. Торговый дом «Любек и сыновья» — один из наших основных подопечных. Что вас волнует?
— Все обеспокоены, — сказал таможенник. — В Ганайских копях взрывом метана искорежило несколько жужелиц, добыча угля почти остановлена. Техника нужна как воздух, а вы тормозите отправку. Груз срочный, идет под пломбой Канцлера. Зачем устраивать волокиту?
— Думаете, Канцлер лично пломбировал ящики? — улыбаясь, спросил Баклавский. Он всегда улыбался, когда злился, а сейчас был просто взбешен.
Никаких разумных доводов задерживать двенадцать тяжелых морских контейнеров, принадлежащих главному торговому дому города, у него не было. Только чутье, знаменитое лисье чутье, сделавшее его начальником Досмотровой службы. С грузом что-то не так, но из-за пломб Одноногого контейнеры нельзя вскрыть. Из допустимых трех суток на проверку уже шли последние, а ответа из Дворца так и не было. Ни положительного, ни отрицательного, никакого.
Все это типично, так типично для Его Величества, думал Баклавский. Немудрено, что практик и прагматик Канцлер давным-давно подмял под себя всю власть — государство не терпит пустоты, а королю откровенно плевать на собственные обязанности. Скорее всего, он даже не подозревает, что они у него есть.
— Не надо шутить, Баклавский… — выскочка из центральной таможни сразу включил увещевающие интонации, так разговаривают с непослушными детьми и капризными больными. — Разрешения на досмотр у вас нет и не будет. Любековский сухогруз под парами, так зачем ссориться со всеми? Соблюсти букву?
Интересно, подумал Баклавский, а когда мою службу вольют в таможенное управление, мне с этой крысой еще и работать придется вместе? Увольте! Все катится киту под хвост…
— А вот еще занимательный вопрос, — сказал он. — Горное, как вы мне напомнили, оборудование следует из Кетополиса в Ганайские копи. Чисто внутренняя перевозка. Так кто же вас, любезный Ривейра, уполномочил просить досмотровиков за этот груз? Может быть, мне побеседовать сразу с этим человеком?
— Баклавский… Мы же делаем общее дело. Сейчас непростое время, там бирманцы, тут сумасшедший генерал, в городе неспокойно… И если уж на этих чертовых ящиках оказались пломбы самого Канцлера…
— Милейший Ривейра! — Баклавскому в чем-то было жаль незадачливого служаку. Неужели не могли кого-нибудь поиезуитистей прислать? — Не знаю, кому сейчас присягают в вашем ведомстве. Но я руковожу Досмотровой службой Его Величества и ответ за свои решения держу во Дворце. Передайте, пожалуйста, тому, кто послал вас ко мне, следующее. Будь у меня на каплю больше уверенности в том, что эти контейнеры надо открыть, я уже трижды наплевал бы на все пломбы. Если там внутри не совсем то, что написано в накладной, у Любеков будут серьезные проблемы.
Ривейра молча развернулся и с деревянной спиной направился по набережной в сторону таможенного управления.
— Не беспокойтесь, господин майор, — крикнул ему вслед Баклавский. — Если до четырех часов я не получу разрешения на досмотр, то груз немедленно покинет порт. Ни минуты задержки!
Ривейра остановился.
— Не беспокойтесь, господин инспектор, — язвительно крикнул он в ответ. — Когда Досмотр, наконец, переподчинят, мы с вами еще раз обсудим, как правильнее реагировать на просьбы коллег.
Баклавский быстрым шагом направился к администрации порта — длинному приземистому зданию мрачно-серого цвета. В помещения Досмотровой службы вел отдельный вход с торца. Взлетел по короткой лесенке, кивнул козырнувшему патрульному на входе, повернул во внутренний коридор.
— Может, не надо было так? — спросил Савиш, едва поспевая следом и утирая платком лоб. — Зачем ссориться с Зигфридом? Что они могут везти в Ганай? Деталь «А» вместо детали «Бэ»? Какое нам до этого дело?
— Не знаю, дружище. Просто хочу досмотреть хоть один контейнер и убедиться, что мне все почудилось.
— А что с письмом? — спросил Савиш. — Опять сделаем вид, что не получали? Кончится тем, что нас обвинят в шпионаже.
В его словах был резон. И так желтые газетенки раскопали, что Баклавский учился с мятежным генералом в одном классе — будто там не было других учеников и происходило это вчера, а не тридцать лет назад. То и дело в передовицах мусолили, на кого делает ставку Остенвольф, кого он привлечет на свою сторону, если прорвет оборону Патройи, — забывая, что поступки генерала давно уже вышли за рамки нормальности и предсказуемости.
— Есть, чем писать? — спросил Баклавский, распахивая дверь в свой кабинет.
Савиш протянул ему вечное перо.
— Подожди, пожалуйста, в патрульной, — сказал Баклавский изменившимся голосом. — Я позову.
В посетительском креслице достаточно комфортно устроился мужчина средних лет в дорогом костюме английской шерсти и лакированных ботинках. Его тонкие усики были подстрижены идеально ровно, а кудрявые русые волосы уложены с тщательностью, выдающей руку дорогого цирюльника. Идеальная осанка, здоровый румянец и блеск глаз говорили о том, что посетитель не жалеет времени на занятия новомодной галлийской гимнастикой.
