— Динетти? — заинтересовался начальник. — Водопроводчик? Не тот ли, которого вчера в машинном паром обварило?
— Именно тот, господин Бифер. Эти двое считали, будто вентиль на паропроводе сорвало не просто так. Будто водопроводчика нарочно ошпарили. Чтобы не проболтался о Безликом.
— Неужели? — весьма ненатурально удивился Бифер. — Да кто он такой, этот Безликий, если только за встречу с ним человека толкают под струю пара?
— Будто бы настоящий владелец нашей фабрики. Или заказчик продукции, — присовокупил от себя Джоу.
— Любопытно, — пробормотал господин Бифер. Он выдвинул ящик стола, достал два стакана и полупустую фляжку рома. Фляжка была не плоская, а кубическая. Тяжелая, толстенного стекла, с очень широкой горловиной. Бифер откупорил крышку, плеснул рому в стаканы. Себе побольше, Джоу чуть-чуть на дне. — Угощайся, Ируд.
— У меня еще смена не закончилась.
— Ерунда. Капельку можно. Считай, что в честь завтрашнего праздничка. Ну и как он выглядит, этот человек без лица? Совсем голый фасад? Вроде бильярдного шара или, — Бифер хохотнул, — лысины господина Блазковитца?
Джоу от столь смелой шутки едва не поперхнулся ромом. До него вдруг дошло, что Бифер уже порядочно пьян. Не то начал отмечать праздник заранее, не то чего-то до смерти напугался. И, кажется, второе вернее. Движения у него были чересчур суетливыми, а речь преувеличенно жизнерадостной.
Ируд отхлебнул из стакана, изобразил на лице восторг качеством пойла. И лишь потом ответил:
— Старик сказал: скорей вроде раскрытого моллюска. Или будто мясо вареное. Или как женский орган. Простите, господин Бифер.
— Брось, — отмахнулся тот. — Что я, не мужчина, что ли? Думаешь, мало этих самых органов повидал? Немало, Ируд, ой немало…
Он в два огромных глотка дохлебал ром, наполнил стакан вновь и вновь быстро опустошил. После чего смахнул со стола какие-то бумаги, взгромоздился на него обширным седалищем, поерзал, устраиваясь наиболее удобно, и уставился на Джоу. Один глаз у господина Бифера подергивался. В глубоком молчании прошло несколько минут.
— Он и впрямь не имеет человеческой физиономии, Ируд, — проговорил наконец господин Бифер. — Только ошибся этот твой вареный водопроводчик. Не моллюск у него вместо лица, а морской еж. Сто иголок, а между ними бледные жгутики. Извиваются, Ируд. Но иногда иглы и жгутики втягиваются. И тогда видно, что под ними выгнутая поверхность. Вроде китового бока. Как черное зеркало, как гудрон… и дырочки. Множество дырочек… Ты бы увидел, в штаны бы навалил, Ируд. Хоть и считаешься у работяг смельчаком. Сотню ставлю против зубочистки, что навалил бы! А вот я ничего. Только пью второй день без остановки, а в целом — ничего.
Джоу растерялся. Откровенность начальника пугала.
Господин Бифер пошарил за спиной, схватил бутылку и надолго к ней присосался. Потом бросил ее в угол, погрозил Джоу пальцем и внезапно принялся ржать.
— Здорово я тебя разыграл, а, Ируд? Признайся, уже был готов обделаться?!
— Точно, господин Бифер, — с готовностью согласился Джоу. Он совершенно ясно видел, что смех Бифера фальшив. Начальник до того не в себе, что в любой момент может впасть в истерику или в буйство. — Прямо живот закрутило от страха. Еще чуть-чуть, и испорчу вам воздух. Можно я пойду?
— Можно козу на возу, Ируд, а во флоте «разрешите», ясно тебе! Эх, беда с вами, с пролетариями. Су-хо-путные… Хорошо, иди. О разговоре нашем, сам понимаешь, молчок… Болтунам тут часто паром брызжет в рожу. И не только водопроводчикам.
— Я все понимаю, господин Бифер. Вы меня знаете. Могила.
— То-то и оно, что могила, — сказал господин Бифер и начал сползать со стола.
Когда Джоу аккуратно прикрыл за собой дверь, в кабинете загремел падающий стул и почти без паузы шумно шмякнулось что-то еще. Что-то тяжелое и мягкое. Вслед за этим голос господина Бифера завернул такое, что у Джоу Ируда, обитателя рабочих кварталов, запылали уши.
* * *
До конца обеденного перерыва оставалось всего несколько минут. Ируд, запихнув в рот свежий кусок «теста» с мятной отдушкой — чтобы поменьше шибало ромом — поспешил в курилку. Парни наверняка собрались там, обсуждают планы на сегодняшний вечер и на завтрашний день. Сердятся, наверное, что Джоу опаздывает.
Так оно и оказалось. Все были в курилке. Морды у большинства раскраснелись — определенно, спорили.
— Где тебя носит, чертов ты морж! — сейчас же заорал однорукий Ди. — Опять у начальства терся? Вон, в усах крошки застряли. Небось, белые булки кушал, сладким джемом заедал.
— Да хоть бы и так, — пожал плечом Джоу. — Тебе-то что за дело?
— Мне дело до всего есть. Я у вас, у сопляков, вместо боцмана! Если бы не я…
— Заткнись, Ди, — оборвал его Красавчик Энцо. — Короче так, Джоу. План мы уже составили, возражения не принимаются. После гудка расходимся по домам, к половине девятого собираемся у «Канатоходца».
— А я настаиваю, что у «Раненого кашалота» лучше, — встрял однорукий.
— Заткнись, Ди, — снова сказал Энцо. — Голосовали за пивную? Голосовали. Ты остался один? Остался. Все, разговор окончен. Сиди, помалкивай.
— Я не один был за «Кашалота»! — заспорил Ди. — Мастер Ковач воздержался. И Джоу не голосовал.
— Я за «Канатоходца», — мстительно сказал Ируд и повернулся к Энцо: — Что дальше, Красавчик?
— Дальше — как в прошлый раз. Пьем до тех пор, пока боцман Ди не начнет нам, соплякам, рассказывать про то, с каким звуком кости в шестернях перемалываются. Едва начнет, хватаем его в охапку и двигаем искать ос4лов из вулканизационного.
— Не ослов, а «волов»! — поправил мастер Ковач. Называть «волами» извечных противников прессового участка придумал именно он.
— Да, само собой. Находим «волов», метелим, гоним на тумаках до канала, снова метелим, макаем в водичку. Затем к девочкам. Утром встречаемся у «Кашалота», часов в десять. Дальше как выйдет.
— В десять я еще не встану, — капризно сказал мастер Ковач. — Это вам, работягам чумазым, шары чуть свет продрать проще, чем насекомых на девке подцепить. А мы, инженерные работники мадьярского происхождения, любим понежиться в праздничек-то. Да с похмелья-то.
— Мы тоже, господин мастер… Мы тоже… Тогда в одиннадцать, — решил Энцо.
Все согласились. Если разговор шел о действиях коллектива прессового участка за забором фабрики, авторитет Красавчика Энцо был непререкаем. Возражать ему осмеливался лишь однорукий пустобрех Ди, которого все равно никто не принимал во внимание, да изредка Джоу. К доводам Джоу прессовщики прислушивались, считая его мужиком умным. Как-никак, приобрел неполное среднее образование. Кроме того, в беседах Ируд держался уверенно и умел вовремя высокомерно умолкнуть, отчего казалось, что он знает больше остальных. Немаловажным было и то обстоятельство, что к Джоу благоволил сам господин Бифер. И даже доверял руководить участком во время отсутствий мастера Ковача. Ковач частенько болел. Не увольняли его лишь потому, что знали: в директорате окопался венгр. А кумовство у славян развито ой-ой-ой. Что бы там ни кричал Ковач о глубоком отличии мадьяр от разных там сербов.
