— Спасибо, у меня есть защитник, — парировала та и протянула узкую ладошку. — Кэт.
— Джоу.
Стоило отнять руку от раны, как пропитавшийся кровью котелок шлепнулся на землю. Головокружение сразу усилилось.
— Эй, да ты ранен, дружок! Ну-ка, обопрись, — скомандовала Кэт и подставила Ируду плечо. — Давай-давай, живо.
Мальчишка подскочил с другой стороны, начал пихать в ладонь Джоу носовой платок. Тот поймал его за шею и сообщил:
— Учти, селедка, за Бирманца уши оборву!
Мальчик покорно кивнул.
— Ну, тронулись, — твердо сказала Кэт.
Они сделали первый шаг. Ируд поймал языком кончик уса, втянул в рот и начал посасывать. Это придавало ему уверенности и сил. Почему-то рядом с этой маленькой женщиной Кэт, вовсе не похожей на его Козушку, Ируду очень хотелось быть уверенным и сильным. У уса был кисловатый привкус железа.
На севере, над Пуэбло-Сиамом, вспухли разноцветные зонты фейерверков. Звук дошел с запозданием, но хлестнул мощно. Так, что отдалось в ране.
Бум!
Потом снова и снова.
Бум! Бум…
Одиночество кальмара
Вступительное слово
Сказать по правде, Фласк был плохим поэтом, и небывалый ажиотаж, поднятый некоторыми исследователями вокруг «Одиночества кальмара», едва ли можно считать оправданным. То же самое можно сказать и о его художественных способностях — как иллюстратор
[2]
Фласк был чудовищен.
Устоявшееся мнение, что «Одиночество кальмара» является политической сатирой, также следует признать ошибочным.
Ажени Батакален. Париж, 1938.
Одиночество кальмара
I. В гостях у кальмара
Известно всем, что в Океане
Живут чудовищные твари
И все, почти без исключенья,
Способны вызвать отвращенье.
Однако уделим внимание
Тому нелепому созданию,
Что, будучи моим кошмаром,
Зовется у людей кальмаром.
Кальмар резиновотелесен,
В беседе мало интересен,
Но в то же время он болтлив
И вызывающе вежлив.
В пучине вод запрятав тело,
Не любит он сидеть без дела:
Он ловит сельдь, лишь заскучает,
И поит эту рыбу чаем.
К его убежищу в пучине
Не просто будет нам добраться,
Но коль уж выпало так ныне,
То все же стоит попытаться.
Что ж, значит, нужно собираться
К тому, кто, если догадаться,
Десятируким господином
Вообще-то должен называться.
С собою много в батисфере
Не унесешь на дно морское.
Положим, секретер с собою
Не взять. Иль вот еще примеры:
Не будем платье выходное
Мы мять в костюмах водолазных,
Что, безусловно, безобразны.
Но — кое-что возьмем с собою.
Букет цветов, бутылку джина.
Коробку сливы в коньяке.
Зажав цветы в одной руке,
Другой, поскольку мы — мужчины,
Обхватим нежно дамы стан.
И так — ко дну, где Океан
Заменит небо над главою,
Став бездной нежно-голубою.
Что ж, в результате сей прогулки
В глубины вод погружены,
Где к чаю приготовил булки
Кальмар — хозяин глубины.
Однако ж люди — не селедка,
Ему гостинцев припасли.
К нему мы на своей подлодке
Не просто так ведь доплыли.
Ну, в общем, славно посидели,
Вполне душевный вышел ужин.
Конфеты все почти поели,
И час пришел проститься уж.
Он, глядя на букет азалий,
Вздохнет: «Caputca mai folga!».
[3]
Печальный взгляд из ламинарий
Вас провожает очень долго.
II. На пол
Нашел покой в стеклянной призме
Десятирукий царь глубин.
Он там сидит совсем один
И поглощает формалин.
А посетители глазеют
И тычут пальцами в него,
Мол, посмотрите, каково
Чудовище!
А он краснеет
И прячет злобные глаза.
В своем бессилье он прекрасен,
Как шторм, когда гремит гроза.
Играют волны с ветром властным.
Он помнит, как из толщи вод
Смотрел на буйство и гордился,
Что океан — его феод.
А ныне — формалином спился.
О, одиночества кошмар!
О, несвобода заточенья!
Он помнит, что еще кальмар.
Но все же близится забвенье.
И вот он спит. И видит сны
О том, как темными ночами
Из мрачных вод из глубины
Он возвращается к началу,
Когда бездарные киты,
Что тоже мнят себя царями
И любят говорить на «ты»,
Хотят повелевать морями.
Поднимется кальмарий род
И силою своей ударит,
И сам Кальмар откроет рот
И поглотит безумных тварей.
Но вот беда — он одинок.
Сидит в своей стеклянной банке
И ждет, когда наступит срок,
Воспрянут водяные замки
И опадающей струей
Обрушатся на злую сушу,
И он отправится домой,
Свой плен стремительно разрушив.
Но тщетны монстровы мечты.
Мы не затем ныряли в воду,
Чтоб ничего из той воды
Не вытащить для несвободы.
И нам безумно повезло,
