С резким щелчком отскочила крышка и заиграла мелодия. «"А нарвал трубит о гибели", — узнал Артуро. — Надо же».
Он, наконец, перевернулся и встал на четвереньки. Морлочка застыла, прижавшись спиной к его боку и тяжело дыша. Он медленно поднялся, дернул за цепочку, заставил девушку встать.
— Это… парни… вы не серчайте. Миром разойдемся, — буркнул кто-то за спиной Мозги.
«Быки» попятились, оставляя вожака один на один с «прессами». Сообразив, что дружки сдают поле боя, тот скривился от отвращения и тоже отступил, буркнув только:
— Еще пересечемся.
Заводские ответили звучным гоготом, а секунду спустя и думать забыли об убегающих «быках» — молодой аристократ и его спутница приковали к себе их недоброе внимание.
— А кто это у нас тут такой сладенький? — запел Энцо, сделавшись вдруг до невозможного похожим на вожака «быков». — Ой! Никак настоящий аристократ! Уж не герцог ли? Ваше сиятельство, да как же вас угораздило забрести в нашу клоаку?
— Смотри, подземная! Пиявка! Крыса на свободе!
Дальше все пошло, как при встрече с «быками».
Артуро попытался что-то сказать и тут же крепко получил по лицу, рот наполнился солонью. Морлочку «прессы» начали дергать и толкать друг на друга.
— Не крыса и не пиявка, не-ет, — пел заводила. — Полюбуйтесь, до чего хороша! До чего грациозна! Благородный цвет кожи! А какие глаза! Что морщитесь, господа заводские, или не нравится?
Еще удар, еще.
В голове Артуро помутилось. Кто-то обошел его сзади и пнул под колени, вынудив опуститься в грязь. Это было встречено восторженным гоготом. Благородный аристократ, стоящий на коленях перед простыми мастеровыми, — сцена пришлась по нраву. Один из «прессов» царственным жестом протянул руку: мол, целуй, голубая кровь, аристо, китовая отрыжка.
Закончилось все совершенно неожиданно.
Мрачный Бирманец спрятал и нож и часы, неожиданно растолкал дружков и, оказавшись лицом к лицу с морлочкой, уставился на нее в упор. Опаловые глаза встретили тяжелый взгляд с безразличной покорностью. И в позе, и в выражении лица девушки застыло терпеливое ожидание неизбежной развязки. Несколько секунд Бирманец вглядывался в спутницу де ла Коста, а потом вдруг повернулся к самому аристократу, одновременно механическим движением сунув в рот кончик уса. Артуро съежился, ожидая удара, — а рука детины могла сравниться с гидравлическим прессом, — но Бирманец вдруг крепко стиснул его плечо и оттолкнул от себя.
— Двигай отсюда, чистенький!
— Эй, друг, ты, никак, перебрал? — опешил Энцо. — Брось тут изображать Ланселота Болотного. Мы что же, отпустим похитительницу детей?
Бирманец даже не повернулся к нему.
— Никого она не похищала, Красавчик. Разуй глаза, она же сама еще ребенок. Пусть идут!
— Не много ли на себя берешь, Ируд? — сорвавшимся от злости голосом выкрикнул один из «прессов», гневно потрясая обрубком руки. — Это общая добыча!
Какое-то мгновение шайка пререкалась, единодушно ополчившись на Бирманца Ируда, и де ла Коста, ошеломленный происходящим, помертвел при одной мысли, что тот передумает. Но здоровяк оказался не из уступчивых. «Прессы» полукружьем обступили своего зарвавшегося приятеля. Набычившись и широко расставив ноги, Бирманец исподлобья обвел взглядом шайку.
Артуро сделал шаг за спину здоровяку, ища защиты. Никто из «прессов» не мог набраться смелости, чтобы первым влезть в драку.
— На ремни порежу! — раскатился по лежащим в темноте окрестностям зычный рев Бирманца.
Нож выпрыгнул ему в руку. Пружина томительного ожидания лопнула: «прессы» всей толпой ринулись на приятеля, цепляясь за него, как косатки за кита. Какое-то мгновение Бирманец ворочался, не позволяя себя уронить и стряхивая нападавших одного за другим, но потом, наконец, его повалили на землю, прижали и принялись мутузить, вырывая из руки нож.
Опомнившись, Артуро потянул морлочку в какую-то черную щель меж покосившихся заборов. Он даже прижал палец к губам, хотя за все время его Джульетта и так не проронила ни слова.
Занятые Бирманцем «прессы» не заметили их исчезновения.
Около получаса беглецы пробирались подворотнями, прячась за помойными кучами. И «прессы», и «быки» остались далеко позади. Словно невидимая рука перелистнула эту страницу.
Вертя головой, Артуро пытался углядеть коронованную отсветами королевского дворца вершину Монте-Боки, но вонючий липкий туман, «сале-пепе» — соль и перец, смесь морских испарений и угольной пыли, скрывал даже ближайшие холмы за серой вуалью.
Этому захолустью давно уже полагалось успокоиться, забыться коротким ночным сном, чтобы в рассветных сумерках выплюнуть своих обитателей к разверстым вратам заводов, кузниц, артелей… Но сегодня пригород, капризное дитя, расшалившееся, как в рождественскую ночь, все никак не мог угомониться. Тут и там хлопали двери и калитки, проулки окрашивались сполохами факелов и бледными прикосновениями газового света, и плыло, летело, возвращалось чаячьим криком:
— По подвалам шарьте!.. Поквитаемся с пиявкой!.. Аристо за все ответит!..
По всей округе сотней буксирных ревунов надрывались сторожевые псы. Одно счастье, что собаки, подхватив общую песню тревоги, уже не могли остановиться, и их лай никак не указывал охотникам, куда направляются беглецы.
Артуро с ненавистью поглядывал на свою спутницу. Теперь ему казалось, что именно она — и только она! — повинна во всех его сегодняшних бедах. Морлочка безмолвно брела за ним, терпеливо повинуясь каждому рывку сковавшей их цепи.
Де ла Коста отчетливо понимал, что полагаться на нечаянное спасение смысла нет. Бежать, ползти, карабкаться — до центра Кетополиса, до благополучных кварталов, и там искать помощи в первом же полицейском участке — вот единственное, на что стоило уповать.
Пробегая мимо зажатой брандмауэрами горы отбросов, Артуро вдруг явственно увидел по ту сторону гниющих курганов силуэт человека в морской форме, спешащего, почти бегущего по параллельной улочке. Лишь на мгновение в пятне света под перекошенным фонарем мелькнуло золото погона, прямая спина, плоский верх фуражки…
Артуро мотнул головой, отгоняя нелепое видение. Моряк! А то и вовсе офицер флота Его Величества!.. Кровь жарко заколотилась в висках ритмом надежды.
Но когда по колено в нечистотах он перебрался через свалку и выволок вслед за собой слабеющую морлочку, дорога была пуста — только зря растратили силы.
По другую сторону улицы домов не было — она обрывалась почти отвесным склоном оврага. Запыленные листья изогнувшихся на обрыве кустов казались латунными пластинками. Далеко внизу черной мозаикой теснились все те же корявые крыши, а по светлому лабиринту переулков тут и там двигались беспокойные огоньки — похитителей детей искали повсюду.
А вдали, над холмом, ограничивающим овраг с противоположной стороны, Артуро померещилась едва заметная неровность в серо-буром небе, бледный просвет, перечеркнувший сверху вниз туманную муть.
