– Теперь, когда я в полной мере осознал значение ваших поисков, они приобрели для меня тем большую важность. Ведь если я мог бы неопровержимо установить этот американский Омфалос
[49]
, мое имя прогремело бы в веках! – На лице у Цезаря отразилось отвращение, и Агассис тут же добавил: – О! И разумеется, я буду счастлив вернуть фетиш в Musee de l'Homme. Возможно, я несколько поспешил, ограничив мое участие в ваших трудах, Якоб. Да что там, я в этом уверен. Можете рассчитывать на мою всемерную помощь и поддержку. Вместе мы вмиг изловим этого знахаря.
– Излишняя уференность опасна, профессор. Не забывайте, что у нас есть конкуренты.
– Sansculotte-экстремист
[50]
и свихнувшийся на мифах пруссак? Не смешите меня! Какие у них шансы против швейцарского гения науки?
– Ja, разве не так говорил Наполеон перед Фатерлоо…
– Полноте, давайте посмотрим, насколько Джейн преуспела в том, чтобы сделать вашу готтентотку приличной для цивилизованных глаз. Предлагаю хранить ваше истинное происхождение в тайне, дабы не предупредить Т'гузери, что по его следу идет соотечественник. Мы будем говорить, что вы латифундист из Голландской Гвианы, а Дотти – освобожденная рабыня. Этот город – истинный рассадник аболиционизма, и такое объяснение не может не вызвать симпатии.
На кухне Агассиса и Цезаря ожидало поразительное зрелище.
Национальный костюм Дотти сменился нарядом по последней американской моде. Курчавые волосы прикрывала шляпка, обрамлявшая ее угольно-черное лицо, как черное ведерко для угля. Дотти облачилась в юбку из коричневой тафты, отделанную воланами из вышитой кисеи и натянутую на кринолин таких необъятных размеров, что он полностью скрыл пышность ягодиц, которой наделила ее природа. Довершали все высокие кожаные боты на шнуровке.
Возясь с последними мелочами, Джейн и Дотти перешептывались и хихикали. Заметив мужчин, они разразились взрывами смеха, который у Дотти прерывался странными щелчками.
– Будет вам, Джейн, – строго сказал Агассис. – Что тут смешного?
Этот выговор лишь вызвал новый припадок бурного веселья. Но наконец женщины успокоились настолько, что Джейн смогла выговорить:
– Ох, профессор, просто этот кринолин распялен на китовом усе!
– Но скажите же, что в китовом усе настолько забавного? И будьте добры, обойдитесь без вашего обычного зубоскальства!
Но этот неудачный выбор слов только пуще рассмешил женщин, и ответа так и не последовало.
4
Что принес почтальон
С тех самых пор, как в возрасте пятнадцати лет он изложил в дневнике ход своей будущей карьеры, Агассис никогда не знал неудач, во всяком случае, никогда в них не признавался. Бесспорно, некоторые события происходили не вполне удовлетворительно. Его брак, например. Но всегда находилась точка зрения, с которой можно было обнаружить частичный успех, превращавший безнадежное поражение в лучезарную победу. Никогда ему не приходилось признаваться в некомпетентности, вслух произносить три слова: «Я потерпел неудачу».
Теперь же, быть может, этот черный час настал. Как ни ненавистно ему было в этом признаваться, он столкнулся с областью, для которой как будто не обладал решительно никакими талантами.
И этой областью был сыск.
Он был совершенно убежден, что как только приложит свой мощный ум к проблеме исчезнувшего фетиша, так сразу сможет привести Цезаря к дьявольскому готтентотскому колдуну Т'гузери. В конце концов, разве сыск не бледное подобие науки? И там, и там вам предлагается набор разнородных и на первый взгляд не связанных между собой фактов, для которых требуется вывести всеобъемлюшее объяснение, а оно позволит предсказать или экстраполировать поведение объекта, будь то человек или атом. Нет сомнений, естествоиспытатель, прочитавший по бороздкам на скалах в долине Роны движение древних ледников, сумеет пойти по следам, которые оставит примитивная чернокожая обезьяна.
Тем не менее этого не случилось.
Прежде чем раскинуть сети подальше, Агассис указал, что сначала им следует исключить город как возможное убежище Т'гузери. Натуралист считал, что город как Ось Государства не может не привлечь колдуна, пусть это и не Космогонический Локус, где он в конце концов совершит свои некромантские ритуалы.
И потому два дня натуралист и Цезарь прочесывали извилистые, точно коровьи тропы, улицы Бостона. В этих поисках их сопровождала безмолвная, но пытливая и любознательная Дотти, чьи чернильно-обезьяньи черты поразительно контрастировали с западным нарядом и привлекали взгляды и свист пешеходов низших сословий.
Трио навело справки в различных слоях общества, выискивая любые сведения о полуголом бушмене, носящем при себе замаринованную деталь женской анатомии.
Сперва они попытали счастья у знакомых Агассису матросов в порту, рассудив, что из Парижа Т'гузери должен был приплыть на корабле, торговом или ином. На всякий случай они заглянули даже на верфи Маккея неподалеку от дома Агассиса в Восточном Бостоне, где Дональд Маккей строил свои великолепные клипера, такие как «Летучее Облако» и «Повелитель морей», доминирующие в торговле между Калифорнией и Китаем. Но к кому бы они ни обращались, никто бушмена не видел.
Переехав на пароме из Восточного Бостона на Шомат, они сошли на Длинном причале с его замечательным кирпичным пакгаузом в две тысячи футов длиной и высотой в четыре этажа. Но даже там, где сохли рыбачьи сети и были пришвартованы десятки шхун, барков и шлюпов, среди которых гордо, точно павлины (Pavo cristatus) среди кур (Gallus gallus), покачивалась одинокая яхта из Ньюпорта, ничего не узнали.
Вынужденные предположить, что коварный чародей сошел на берег где-то в другом месте на Восточном побережье, они обошли все железнодорожные и почтовые станции, расспрашивая носильщиков и кассиров, торговцев и бездомных бездельников. Они обошли улочки и закоулки от Косевей-стрит до Провиденс и Ворчестерского вокзала в Южной гавани. Тщетно.
– Что, если Т'гузери приехал по суше на судне, которое тянут лошади?
– На барже по каналу? Давайте проверим.
Но ни один из потных мужланов, ведущих лошадей, которые тянут плоскодонные семидесятифутовые баржи по Мидлсексскому каналу от реки Мерримак до Бостонской гавани, ничего не мог сказать о колдуне.
Три сыщика обследовали деревянные бараки Соуф-энда, набитые эмигрантами, – безрезультатно. Предположив, что Т'гузери, быть может, воспользовался своим малым ростом и выдает себя за ребенка, они посетили Городской приют для бездомных мальчиков и многие бесплатные школы. Среди учеников не было ни одного готтентота.
Они справились во всех тридцати «благотворительных, попечительных и милосердных обществах» города, но безуспешно.
