— А, вот и вы, — сказал мистер Лазар, жестом приглашая
парней войти, и положил руку на плечо мальчику. — Это мой сын Рид. Он в
предпоследнем классе и будет учиться здесь. Что его чрезвычайно радует.
На самом деле никакой радости на лице Рида не наблюдалось.
Такого угрюмого парня мне в жизни видеть не доводилось. Если бы я должна была
играть роль недовольного жизнью юнца, то все сведения об этом могла бы
почерпнуть у Рида Лазара. Внешне он очень походил на Эйвери, но впечатление
портила гримаса, которая, похоже, не сходила с его лица. Мистер Лазар
представил Риду остальных, и тот в ответ лишь буркнул:
— Привет.
— А это Симон, страж Эйвери, — продолжал мистер Лазар. —
Конечно, здесь, в кампусе, ему нет нужды неотступно находиться при ней. Тем не
менее, я уверен, он постоянно будет где-то поблизости.
Я от всей души надеялась, что нет. Он не выглядел таким
противным, как Рид, но явно отличался суровостью, непомерной даже по нормам
стражей. Внезапно я ощутила что-то вроде сожаления к Эйвери. Если это была ее
единственная компания, то понятно ее сильное желание подружиться с кем-то вроде
Лиссы. Та, однако, ясно дала понять, что не желает участвовать в интригах
Татьяны. Обменявшись по дороге лишь немногими словами, они с Кристианом
проводили Эйвери до гостиницы и сразу же ушли. В обычных обстоятельствах Лисса
осталась бы, чтобы помочь Эйвери обустроиться, а потом предложила бы вместе
перекусить. Но не в этом случае. Не при наличии скрытых мотивов.
Я вернулась в собственное тело, лежащее в отеле. Я понимала,
что меня не должна больше волновать академическая жизнь и нет никаких оснований
плохо относиться к Эйвери. Тем не менее, лежа там и глядя во тьму, я ничего не
могла поделать с собой и испытывала не лишенное самодовольства — и, да, эгоизма
— чувство удовлетворения: по крайней мере, в ближайшее время Лисса не будет
подыскивать подарки для своей новой подруги.
Четыре
В любой другой период своей жизни я с удовольствием
исследовала бы Москву. Сидни так спланировала наш вояж, что между поездами было
несколько свободных часов. Это дало нам возможность побродить по городу и
перекусить, хотя она настаивала, чтобы мы из соображений безопасности вернулись
на вокзал до наступления темноты. Несмотря на мою «крутизну» и знаки молнии,
она не желала рисковать.
Мне было все равно, как проводить свободное время. Имело
значение только то, что приближало меня к Дмитрию. Поэтому мы с Сидни просто
бесцельно гуляли, поглядывали по сторонам и очень мало разговаривали. Я никогда
не была в Москве. Прекрасный город, процветающий, с множеством людей и развитой
торговлей. Я могла бы целыми днями заниматься здесь шопингом и пробовать еду в
разных ресторанах. Места, названия которых я слышала всю жизнь, — Кремль,
Красная площадь, Большой театр — были рядом, в пределах досягаемости. Круто,
конечно, и все же я изо всех сил старалась отключиться от городских зрелищ и звуков,
потому что они напоминали мне Дмитрия.
Он часто рассказывал о России и клялся, что я полюбила бы
эту страну.
— Для тебя это было бы похоже на волшебную сказку, — как-то
сказал он.
Это происходило прошлой осенью, на занятиях перед школой,
как раз перед тем, как выпал первый снег. В воздухе висел туман, и все
покрывала роса.
— Извини, товарищ, — ответила я, связывая волосы в конский
хвост.
Дмитрию нравилось, когда я распускала волосы, но не во время
же занятий по боевому искусству. Они только мешали бы мне.
— Борж и старомодная музыка — не то, как я представляю себе
счастье.
Он одарил меня одной из своих редких беспечных улыбок;
фактически лишь в уголках его глаз собрались легкие морщинки.
— Борщ, а не борж. И я знаю, какой у тебя аппетит.
Проголодаешься как следует и будешь есть его как миленькая.
— Значит, чтобы волшебная сказка подействовала, нужно быть
жуть какой голодной?
Больше всего на свете мне нравилось поддразнивать Дмитрия и,
конечно, целоваться с ним.
— Я говорю о стране. О зданиях. Отправься в любой из больших
городов, и он окажется не похож ни на что, виденное тобой прежде. В США везде
строят одно и то же — всегда большими, плотно забитыми кварталами. Они
возводятся быстро и легко. Однако в России некоторые здания — настоящие
произведения искусства. Искусство присутствует даже в большинстве обычных,
будничных зданий. А Зимний дворец и Троицкая церковь в Санкт-Петербурге? При
виде их просто захватывает дух.
Его лицо светилось при воспоминании об этих городах, и без
того красивые черты выглядели просто божественно. Думаю, он целый день мог бы
перечислять разные достопримечательности. Сердце пламенело в груди просто при
одном его виде. И тогда, как обычно, когда боялась показаться глупой и
сентиментальной, я отшутилась, чтобы отвлечь его внимание и скрыть свои эмоции.
Он переключился на деловой настрой, и мы начали работать.
Теперь, бродя по улицам этого города с Сидни, я от всей души
хотела повернуть время вспять. Тогда я не стала бы отшучиваться, а просто
слушала бы рассказ Дмитрия о его родной стране. Я отдала бы что угодно, чтобы
он сейчас был рядом со мной. Да, насчет зданий он оказался прав. Конечно,
многие напоминали те однообразные блоки, которых полно в США или в любой другой
стране мира, но некоторые действительно выглядели изящно — покрашенные в яркие
цвета, увенчанные странными и все же прекрасными куполами в форме луковиц. Как
будто и впрямь из какого-то другого мира. И все время я не переставала думать о
том, как это было бы, если бы сейчас Дмитрий шел рядом, показывал и объяснял
мне все. К примеру, если бы мы вместе проводили отпуск. Романтический отпуск.
Мы ели бы в разных экзотических ресторанах, а потом танцевали бы всю ночь. Я
без конца меняла бы модные платья — те самые, которые бросила в отеле в
Санкт-Петербурге. Вот как оно должно было происходить. Я вовсе не должна была
бродить по этому городу с какой-то хмурой девицей.
— Необыкновенно! Словно попадаешь в сказку.
Я вздрогнула, услышав голос Сидни, и только тут поняла, что
мы стоим перед нашим вокзалом. В Москве их множество. Прозвучавший в ее словах
отзвук моего разговора с Дмитрием вызвал ощущение бегущих по коже мурашек. Она
была права. Вокзал не украшали луковичные купола, но все равно он выглядел
иллюстрацией из сборника сказок — что-то вроде замка Золушки и одновременно
пряничного домика. Большая сводчатая крыша с башенками на каждом конце. Белые
стены пересекали полосы коричневой кирпичной кладки и зеленой мозаики. Кое-кто
в США мог бы назвать это здание безвкусным, но для меня оно было прекрасно.
Я подумала, что сказал бы Дмитрий по поводу него, и
почувствовала, как к глазам подступают слезы. Наверняка оно нравилось ему — как
и все здесь. Осознав, что Сидни ждет ответа, я проглотила свою печаль и
притворилась легкомысленной девицей.
— Может, это сказка о вокзалах?
Она вскинула брови, удивленная моим равнодушием к здешним
красотам, но спрашивать ничего не стала. Кто знает? Может, продолжай я
иронизировать, она, в конце концов, разозлилась бы и отвязалась от меня.
Хотя... вряд ли мне так повезет. Я была уверена — страх перед начальством
затмевает любые чувства, которые она испытывает ко мне.
