— Здесь не тот случай.
Вера Сидни не казалась такой уж... чрезмерной.
— Только не позволяй им обратить тебя в свою религию. — Он
подмигнул. — Ты мне нравишься грешницей.
Я хотела сказать ему, что Сидни наверняка считает меня за
гранью спасения, но тут он ушел из моего сна.
Вот только вместо того, чтобы погрузиться в обычный сон, я
проснулась. Поезд успокаивающе погромыхивал, пока мы мчались по России. Моя
лампочка все еще горела, слишком ярко для затуманенных сном глаз. Я потянулась,
чтобы выключить ее, и заметила, что постель Сидни пуста.
«Наверно, в туалете», — подумала я.
И все же мне было не по себе. Она и ее алхимики оставались
для меня загадкой, и внезапно мне пришло в голову, что, возможно, она как раз
сейчас осуществляет задуманный ими зловещий план. Может, вышла, чтобы
встретиться с каким-нибудь тайным агентом? Я решила найти ее.
По правде говоря, я понятия не имела, где она может быть в
таком огромном поезде, но логика никогда не останавливала меня. Не остановила и
сейчас. По счастью, надев тапочки и выйдя в коридор, я обнаружила, что мне не
надо далеко ходить.
Вдоль коридора тянулись окна, все с этими роскошными
занавесками, и Сидни стояла у одного из них, спиной ко мне, завернувшись в
одеяло и глядя в ночь. Взлохмаченные от сна волосы выглядели не такими
золотистыми в тусклом свете.
— Эй! — Неуверенно окликнула я ее. — С тобой все в порядке?
Она слегка повернулась ко мне, одной рукой придерживая
одеяло, а другой теребя свой крестик. Я вспомнила замечание Адриана о
религиозности алхимиков.
— Не могу уснуть, — призналась она.
— Это... из-за меня?
Вместо ответа она снова отвернулась к окну.
— Послушай. — Меня охватило чувство беспомощности. — Если я
могу что-то сделать... В смысле, кроме как отказаться от этой поездки...
— Я справлюсь, — сказала она. — Просто... ну... это как-то
странно для меня. Я все время имею дело с вами, но реально я никогда не имела
дела с вами, понимаешь?
— Наверно, можно сделать так, чтобы у тебя было отдельное
купе — если это поможет. Найдем здешнего служителя, и я заплачу.
Она покачала головой.
— Это всего лишь пара дней.
Я не знала, что еще сказать. Путешествовать вместе с Сидни
не слишком вписывалось в мои планы, но я не хотела, чтобы она страдала. Глядя,
как она теребит свой крестик, я попыталась измыслить что-нибудь успокоительное.
Может, обсуждение отношения к Богу и сблизило бы нас, однако мне не верилось,
что, если я признаюсь ей в том, что ежедневно спорю с Ним, а в последнее время
и вовсе засомневалась в Его существовании, это улучшит мою репутацию «злобного
создания ночи».
— Хорошо, — сказала я наконец. — Скажи мне, если
передумаешь.
Я вернулась в постель и заснула удивительно быстро, несмотря
на беспокойство, что Сидни способна простоять в коридоре всю ночь. Однако,
проснувшись утром, я обнаружила, что она свернулась калачиком в своей постели и
крепко спит. Видимо, настолько устала, что даже страх передо мной не помешал ей
уснуть. Я тихонько встала и переоделась, сняв тенниску и тренировочные брюки, в
которых спала. Я была ужасно голодна и подумала, что Сидни может проспать
дольше, если меня не будет рядом.
Ресторан находился в следующем вагоне и выглядел как в
каком-нибудь старом кино — столики покрыты изящными красными льняными
скатертями, повсюду медь, темное дерево и ярко окрашенные статуэтки из цветного
стекла. Скорее похоже на какой-нибудь ресторан в Санкт-Петербурге, чем на
вагон-ресторан в поезде. Я заказала что-то, смутно напоминающее французский
тост, но с сыром. Его подали с сосиской, которые, казалось, по вкусу были
одинаковые везде, куда бы я ни заходила.
Я уже почти покончила с завтраком, когда появилась Сидни.
Встретив ее впервые, я посчитала, что юбку-штаны и блузку она надела ради
посещения «Соловья», однако вскоре выяснилось, что это ее обычный стиль.
По-видимому, она относилась к числу людей, которые вообще не признают ни
теннисок, ни джинсов. Ночью в коридоре она выглядела взъерошенной, но сейчас на
ней были аккуратные черные слаксы и темно-зеленый свитер. Я, в джинсах и серой
утепленной рубашке с длинными рукавами, почувствовала себя рядом с ней какой-то
замарашкой. Тщательно расчесанные волосы несли на себе следы легкого беспорядка;
по-видимому, с этим она ничего не могла поделать, какие бы усилия ни
прикладывала. По крайней мере, мой конский хвост выглядел вполне прилично.
Она уселась напротив меня, и, когда подошел официант,
заказала омлет, причем снова по-русски.
— Где ты научилась этому? — Спросила я.
— Чему, русскому языку? — Она пожала плечами. — Нас учат и
ему, и еще нескольким языкам.
— Класс!
Я прошла вводные курсы одного-двух языков, но преуспела в
них мало. Раньше я об этом вообще не задумывалась, но сейчас, из-за этой
поездки и из-за Дмитрия, я пожалела, что не знаю русского. Теперь, наверно,
было поздновато начинать, и хотя за время пребывания здесь я усвоила несколько
фраз, это по-прежнему казалось практически неосуществимой задачей.
— Должно быть, для твоей работы надо много чему учиться.
Я задумалась о том, каково это — входить в тайную группу,
для которой не существует границ и которая контактирует с самыми разными
правительствами. Потом у меня мелькнула еще одна мысль:
— А что это за штука, которую ты использовала, когда
разлагала тело стригоя?
Она улыбнулась. Почти.
— Я уже рассказывала, что алхимики возникли как группа
людей, изготавливающих всякие снадобья, помнишь? Это химическое соединение,
которое мы разработали, чтобы быстро избавляться от тел стригоев.
— А нельзя с его помощью убить стригоя? Погрузить стригоя в
растворяющую жидкость гораздо легче обычных способов уничтожить его:
обезглавливания, сожжения и насаживания на кол.
— Боюсь, что нет. Это вещество срабатывает только на трупах.
— Досадно.
Интересно, не припрятаны ли у нее в рукаве другие снадобья?
Однако выяснять этого я не стала, решив, что следует дозировать свои вопросы:
— Что ты собираешься делать в Омше?
— Омск, — поправила она. — Возьмем машину и поедем дальше.
— Ты была там? В этом городе?
— Однажды.
— На что он похож? — Спросила я, с удивлением услышав
тоскующие нотки в собственном голосе.
Помимо поисков Дмитрия, какой-то частью души я продолжала
цепляться ко всему, связанному с ним. Мне хотелось узнать о нем все, чего я не
знала раньше. Если бы в школе мне отдали его вещи, я спала бы с ними каждую
ночь. Однако в его комнате молниеносно произвели уборку, и теперь мне
оставалось лишь собирать любые кусочки информации о нем, какие только удастся,
— как будто это позволит удержать его рядом с собой.
