Я и раньше знала, что при королевском дворе жили ребята
вроде Мии, чьи родители работали там, но не отдавала себе отчета, как их много.
Естественно, Эйвери знала всех, и неудивительно (по крайней мере, для меня),
что большинство из них оказались богаты и избалованы.
Оставшуюся часть своего визита Лисса в основном участвовала
в официальных приемах и церемониях. Чем больше она прислушивалась к деловым
разговорам королевских мороев, тем большее раздражение испытывала. То же злоупотребление
властью, которое она замечала прежде, та же несправедливость при распределении
стражей, словно это не люди, а вещи. Дискуссионная проблема, должны ли морои
учиться сражаться наряду со стражами, все еще оставалась в центре внимания.
Большинство людей при дворе придерживались старомодных взглядов: пусть стражи
сражаются, защищая мороев. Лисса своими глазами видела результаты этой политики
— и успехи, которые имели место, когда выскочки вроде Кристиана и меня пытались
изменить ее. Лисса с возмущением воспринимала эгоизм моройской элиты и
глупость.
Лисса пользовалась малейшей возможностью уклониться от
официальных мероприятий, предпочитая проводить время с Эйвери. Та всегда могла
найти, с кем пообщаться, и организовывала вечеринки, не имеющие ничего общего с
приемами Татьяны. На этих вечеринках никто не разговаривал о политике, и тем не
менее множество вещей продолжало отравлять Лиссе настроение.
В частности, чувство вины, гнев и депрессия, одолевавшие ее
из-за меня, становились все глубже. Побочные эффекты духа были знакомы ей в
достаточной мере, чтобы распознать потенциально угрожающие признаки, хотя во
время этой поездки она не использовала дух. Чем бы ни объяснялось ее плохое
настроение, она всячески старалась отвлечься и заглушить депрессию.
— Поосторожнее, — сказала ей Эйвери однажды вечером.
На следующий день после этой вечеринки они должны были
возвращаться в Академию. Большинство живущих при дворе имели собственные дома,
и вечеринка происходила у некоего Селски, который служил консультантом в комиссии,
о которой Лисса ничего не знала. На самом деле она не была знакома и с
хозяином, знала лишь, что его родителей сейчас в городе нет, но это не имело
особого значения.
— С чем? — Спросила Лисса, оглядываясь.
При доме имелся задний двор, освещенный крошечными фонарями
и гирляндами мигающих лампочек. Было полным-полно всяких угощений и напитков.
Какой-то моройский парень пытался произвести впечатление на девушек игрой на
гитаре, но лучше бы он этого не делал. Фактически он извлекал такие ужасные
звуки, что они, наверно, могли бы стать новым способом убивать стригоев.
Правда, выглядел он довольно симпатично, и, похоже, его поклонниц мало
волновало, как он играет.
— Вот с чем. — Эйвери кивнула на мартини Лиссы. — Ты следишь
за тем, сколько выпила?
— Нет, насколько я могу судить, — заметил Адриан.
Он развалился в шезлонге рядом, с бокалом в руке.
По сравнению с ними обоими Лисса чувствовала себя в этом
отношении любителем. Сумасбродка Эйвери, как обычно, флиртовала, но в целом не
выглядела такой уж пьяной. Лисса не знала, сколько та выпила, но, наверно,
немало, поскольку в руке подруги всегда была выпивка. То же самое относилось и
к Адриану, на которого спиртное действовало расслабляюще, без какого-либо
другого эффекта. Лисса считала, что в этом отношении они оба гораздо опытнее
ее.
— Со мной все в полном порядке, — солгала Лисса.
На самом деле она чувствовала, что мир вокруг слегка
вращается, и всерьез обдумывала, не присоединиться ли к танцующим на столе
девушкам.
Губы Эйвери дрогнули в улыбке, но во взгляде ощущалось
беспокойство.
— Конечно. Просто постарайся, чтобы тебя не вырвало. О таких
вещах сразу всем становится известно, и меньше всего хотелось бы, чтобы люди
думали, будто принцесса Драгомир не в состоянии удержать в желудке спиртное.
Тебе нужно поддерживать репутацию семьи.
Лисса залпом допила мартини.
— Сомневаюсь, чтобы увлечение алкоголем сказалось на
знаменитой репутации моей семьи.
Эйвери оттолкнула Адриана и втиснулась в шезлонг рядом с
ним.
— Не говори. Ты удивишься, но пройдет десять лет, и эти люди
будут вместе с тобой заседать в совете. Ты захочешь протолкнуть какую-нибудь
резолюцию, а они станут перешептываться, мол, помните историю, когда она
напилась и ее вырвало на вечеринке?
Лисса и Адриан рассмеялись. Лисса не думала, что ее вырвет,
но считала, что этим можно будет обеспокоиться позже, как и остальными
проблемами. В алкоголе хорошо то, что он заглушал воспоминания об инциденте,
приключившемся днем. Татьяна представила Лиссу ее будущим стражам: опытному
мужчине по имени Грант и «молодой леди», которую звали Серена. Оба производили
приятное впечатление, но их сходство с Дмитрием и мной просто ошеломляло.
Принять их на службу — все равно что совершить предательство по отношению к
нам. Тем не менее Лисса просто кивнула и поблагодарила Татьяну.
Позже Лиссе стало известно, что первоначально Серена должна
была стать стражем девушки, которую знала всю свою жизнь. Девушка не
принадлежала к королевской семье, но иногда, в зависимости от числа стражей, их
получали даже простые морои — правда, не больше одного. Однако когда позиция
стража Лиссы оказалась свободна, Татьяна отменила первоначальное назначение
Серены к ее подруге. Серена улыбнулась и сказала Лиссе, что это не имеет
значения. Долг превыше всего, продолжала девушка, и она будет счастлива служить
ей. Тем не менее у Лиссы возникло очень тяжелое ощущение — она понимала, как
трудно для обеих девушек расстаться и как несправедливо назначение. Но здесь не
было ничего нового: все тот же перевес в пользу власти, которую никому не под
силу сдерживать.
Уходя с этой встречи, Лисса проклинала собственное смирение.
Если уж у нее не хватило мужество уехать вместе со мной, рассуждала она, ей, по
крайней мере, следовало занять твердую позицию и потребовать, чтобы Татьяна
назначила к ней мою мать. Тогда Серена смогла бы вернуться к своей подруге, и
хотя бы одна дружба в мире не была разрушена.
Мартини оказывало двойное действие — одновременно и
притупляло боль, и заставляло чувствовать себя еще хуже, что казалось вовсе
лишенным смысла.
«Плевать», — подумала Лисса и, заметив проходящего мимо
слугу с подносом, помахала ему рукой, чтобы заказать еще.
— Эй, можно мне... Эмброуз?
Она удивленно смотрела на стоящего перед ней парня. Если бы
выпускался рекламный журнал купальников для самых сексуальных дампирских
парней, этого, несомненно, запечатлели бы первым на его обложке (не считая
Дмитрия — но, несомненно я тут не полностью объективна). Звали его Эмброуз, и
мы с Лиссой познакомились с ним в тот раз, когда приезжали сюда вместе. У него
была очень смуглая кожа, из-под серой, застегивающейся на пуговицы рубашки
проглядывала прекрасно сформированная мускулатура. Он являлся в некотором роде
достопримечательностью двора — дампир, не пожелавший стать стражем, оказывающий
здесь всевозможные услуги наподобие массажа и — если верить слухам — имеющий
«романтические свидания» с королевой. Последнее все еще заставляло меня
непроизвольно сжиматься — уж очень противно.
