— Роза?
— Что?
Я подняла взгляд от телевизора, перед которым сидела,
естественно ничего не видя. На меня смотрел Денис с мобильным телефоном в руке.
— Тамара задержалась на работе. Она готова выйти сейчас,
но...
Он кивнул на окно. Солнце почти село, небо потемнело, лишь
на западе у горизонта еще пылало оранжевым. До Тамариной работы можно было
дойти пешком, и хотя вряд ли существовала реальная опасность, мне не хотелось,
чтобы после заката она оказалась на улице одна. Я встала.
— Пойдем встретим ее. — Потом добавила, обращаясь к Артуру и
Льву: — А вы, ребята, оставайтесь здесь.
Мы с Денисом прошагали полмили до маленького офиса, где
работала Тамара. Она выполняла обязанности клерка. Мы с Денисом встретили ее на
пороге и вернулись обратно без происшествий, живо обсуждая планы охоты на
сегодняшнюю ночь. Около дома Тамары я услышала на другой стороне улицы странные
завывания. Мы все резко обернулись, и Денис рассмеялся.
— Господи, снова эта сумасшедшая, — пробормотала я.
Тамара жила в относительно благополучном квартале, но, как и
в любом городе, здесь имелись бездомные и нищие. Эта женщина была почти так же
стара, как Ева, и обычно ходила взад-вперед по улице, бормоча что-то себе под
нос. Сегодня она лежала на спине, на тротуаре, издавая странные звуки и махая
конечностями, словно перевернутая черепаха.
— Она больна? — Спросила я.
— Не-а. Просто сумасшедшая, — ответил Денис.
Они с Тамарой собирались войти в подъезд, но остатки моей
мягкости не позволяли просто так бросить старуху. Я вздохнула.
— Идите, я сейчас.
Машин не было, и я без опасений перешла улицу. Протянула
руку, чтобы помочь женщине, стараясь не думать о том, какая она грязная. Как и
сказал Денис, сегодня она совершенно обезумела. Она не заболела, по-видимому,
просто решила прилечь. Я содрогнулась. Я часто употребляла слово «безумие» по
отношению к Лиссе и себе, но вот оно — подлинное безумие. Я очень, очень
надеялась, что дух никогда не доведет нас до такого состояния. Бездомную женщину
удивило предложение помощи, но она взяла мою руку, поднялась и начала
возбужденно говорить что-то по-русски. Потом попыталась обнять меня в знак
благодарности, но я попятилась и вскинула руки, отстраняя ее от себя.
Она послушалась, но продолжала что-то радостно щебетать.
Подхватила полы своего длинного пальто, словно это было бальное платье, начала
кружиться и напевать. Я засмеялась, удивляясь тому, что меня способно
развеселить такое. И двинулась обратно через улицу к дому Тамары. Старая
женщина перестала танцевать и со счастливым видом снова заговорила по-русски.
— Извините, мне нужно идти, — сказала я, но это осталось
незамеченным.
Потом она замерла на середине фразы. Выражение ее лица
насторожило меня, лишь на долю секунды опередив подкатившую тошноту. Одним
плавным, но молниеносным движением я развернулась, вытащила кол и оказалась
лицом к лицу со стригоем, высоким и импозантным. Он подобрался ко мне, пока я
отвлеклась. Глупо, глупо! Я не позволила Тамаре одной возвращаться домой, но
мне никогда даже в голову не приходило, что опасность может поджидать прямо
рядом с...
— Нет...
Не знаю, произнесла я это слово вслух или мысленно. Это не
имело значения. Имело значение только то, что я видела перед собой. Или,
скорее, думала, что вижу. Потому что, конечно, конечно, я это вообразила.
Такого не могло быть в реальности. Дмитрий.
Я узнала его мгновенно, хотя он и... изменился. Думаю, я
узнала бы его среди миллиона человек. Иначе быть не могло, так сильна была наша
связь. Я не видела его очень долго и теперь буквально впитывала каждую черту.
Темные волосы до плеч, распущенные и слегка вьющиеся. Так хорошо знакомые губы,
изогнутые в удивленной и все же вызывающей дрожь улыбке. На нем даже был его
обычный пыльник — длинное кожаное пальто по типу тех, что можно увидеть в
ковбойских фильмах.
И еще... в нем появились признаки стригоя. Темные глаза —
которые я так любила — были обведены красными кругами. Бледная-бледная,
смертельно бледная кожа, а ведь раньше он был таким же загорелым, как я,
поскольку много времени проводил на свежем воздухе. Я знала — открой он рот, и
станут видны клыки.
Мой осмотр занял краткий миг. Я среагировала быстро, когда
лишь почувствовала его, — быстрее, чем, наверно, он ожидал. Элемент
неожиданности все еще оставался на моей стороне, кол наготове, нацеленный точно
ему в сердце. Могу с уверенностью утверждать, что я сумела бы нанести удар
быстрее, чем он успел бы защититься.
Но эти глаза. О господи, эти глаза!
Даже с отвратительными красными кругами вокруг зрачков, его
глаза напоминали мне о Дмитрии, которого я знала. Их взгляд — бездушный, злобно
мерцающий — не имел ничего общего с прежним. И все равно сходства хватало,
чтобы растревожить сердце, потрясти меня до глубины души. Мой кол был наготове.
Все, что требовалось, это замахнуться и нанести удар. Даже инерция была на моей
стороне...
Но я не могла. Мне требовалось еще несколько секунд, всего
несколько секунд, чтобы жадно впитать его облик, а потом я убила бы его. И тут
он заговорил.
— Роза. — Голос звучал так же восхитительно низко, с тем же
акцентом... просто холоднее. — Ты забыла мой первый урок: никаких колебаний.
Я едва успела заметить, как его кулак направился к моей
голове... И потом уже не видела ничего.
Восемнадцать
Неудивительно, что я очнулась с жуткой головной болью.
Несколько секунд я понятия не имела, что случилось и где я. Потом сознание
прояснилось, и воспоминания о встрече на улице обрушились на меня. Я села, и,
несмотря на легкое головокружение, все мои защитные рефлексы мгновенно
включились. Я огляделась.
Я находилась в темной комнате, на гигантской постели. Нет...
не просто в комнате. Больше похоже на номер в гостинице или студию. Я считала
номера в отеле Санкт-Петербурга огромными, но сейчас была просто сражена. В той
половине студии, где я сидела, находились кровать и обычные аксессуары спальни:
шкаф, ночной столик и пр. Другая половина напоминала гостиную с кушеткой и
телевизором. Встроенные полки на стенах были заполнены книгами. Справа от меня
короткий коридор с дверью в конце вел, скорее всего, в ванную комнату. С другой
стороны от меня венецианское окно, затененное, как это принято у мороев. Однако
такого темного, почти черного, непроницаемого стекла я никогда не видела.
Только очень сильно прищурившись и сумев в итоге отличить небо от горизонта, я
поняла, что снаружи день.
Оставаясь настороже, я сползла с постели и попыталась
оценить угрожающую мне опасность. В животе никаких неприятных ощущений не было,
значит, поблизости нет стригоев. Но не факт, что здесь нет кого-то другого. Я
ни в чем не могла быть уверена — именно из-за этого у меня на улице возникли
неприятности. Времени на раздумья не было. Задержись я здесь, и моя решимость
заколебалась бы.
