— Как звать того человека?
Марк заколебался, но потом ответил:
— Роберт Дору.
Как бессмысленно все это, осознала я! Этого человека не
найти; к тому же, вполне вероятно, в приступе безумия он вообразил всю эту
историю со спасением стригоя. Дмитрий ушел, одна часть моей жизни подошла к
концу. Я должна вернуться к Лиссе.
Тут я заметила, что Эйб подозрительно примолк.
— Ты знаешь его? — Спросила я.
— Нет. А ты?
— Нет. — Я вгляделась в лицо Эйба. — У тебя определенно
такой вид, будто ты что-то знаешь, Змей.
— Мне кое-что известно о нем, — ответил Эйб. — Он
незаконнорожденный королевский морой. У его отца была связь, результатом
которой и стал Роберт. Отец всегда относился к нему как к члену семьи. Роберт и
его сводный брат росли вместе, хотя не многие знали правду. — Но уж Эйб,
безусловно, знал. — Дору — фамилия его матери.
Неудивительно. Среди королевских семей нет такой — Дору.
— А как фамилия его отца?
— Дашков. Трентон Дашков.
— Это имя мне известно, — сказала я.
Я встречалась с Трентоном Дашковым много лет назад, когда
сопровождала Лиссу и ее родных на праздничный королевский прием. Тогда Трентон
выглядел сутулым стариком, на грани смерти. Морои часто живут больше ста лет,
но ему было сто двадцать — даже по их меркам это глубокая старость. Никаких
слухов или перешептываний о наличии у него незаконнорожденного сына я не слышала,
а вот его рожденный в браке сын присутствовал там. Даже танцевал со мной и вел
себя в высшей степени любезно с безвестной дампирской девочкой.
— Трентон — отец Виктора Дашкова, — сказала я. — Ты хочешь
сказать, что Роберт Дору — сводный брат Виктора Дашкова?
Эйб кивнул, по-прежнему не спуская с меня пристального
взгляда. Такое впечатление, что он знал все; вполне вероятно, даже мою историю
с Виктором.
— Виктор Дашков — важная персона? — Нахмурившись, спросила
Оксана.
Из своего сибирского дома она внезапно перенеслась в
запутанную неразбериху моройской политики, даже не догадываясь, что речь идет о
человеке, который мог бы стать королем, но сейчас сидел в тюрьме.
Я засмеялась — но не потому, что ситуация казалась мне
смешной. Вся история выглядела невероятной, и истерический смех был
единственным способом «выпустить пар», а вместе с ним и владевшие мной безумные
чувства. Раздражение. Смирение. Ирония.
— Что тебя так позабавило? — С некоторым испугом спросил
Марк.
— Ничего, — ответила я, чувствуя, что если не перестану
смеяться, то расплачусь. — Это просто так. Ничего забавного.
Какой удивительный поворот моей жизни! Единственным
человеком, возможно знающим что-то о спасении стригоев, был сводный брат моего
злейшего врага, Виктора Дашкова. И он же единственный, кто, возможно, знал, где
Роберт. Виктору было удивительно много известно о духе, и теперь я
догадывалась, из какого источника.
Впрочем, все это не имело значения. Даже если бы Виктор и
сам мог вернуть к жизни стригоя, Дмитрий умер, от моей руки. Я не знала другого
способа спасти его, и теперь он мертв. Когда мне пришлось выбирать между ним и
Лиссой, я выбрала его. Теперь такой вопрос не возникал. Я выбираю ее. Она
настоящая. Живая. Дмитрий остался в прошлом.
До этого я рассеянно смотрела в стену, а теперь подняла
взгляд на Эйба.
— Ладно, старикан. Упаковывай меня и отправляй домой.
Двадцать девять
Перелет длился около тридцати часов.
Добраться из самого сердца Сибири до самого сердца Монтаны
оказалось нелегко. Из Новосибирска в Мизулу я летела через Москву, Амстердам и
Сиэтл. Четыре рейса. Пять разных аэропортов. Много беготни. Это выматывало. Тем
не менее, когда в Сиэтле я вручала свой паспорт, чтобы меня пропустили в США,
то почувствовала прилив эмоций — радость и облегчение.
Я почему-то думала, что Эйб полетит со мной и сдаст меня с
рук на руки тому, кто его нанял.
— Ты действительно намерена вернуться? — Спросил он меня в
аэропорту. — В школу? Не собираешься удрать на одной из остановок и снова
исчезнуть?
Я улыбнулась.
— Нет. Я возвращаюсь в Академию.
— И останешься там? — Давил он.
Он не выглядел таким опасным, как в Бийске, но глаза
по-прежнему смотрели жестко. Моя улыбка увяла.
— Откуда мне знать, как пойдут дела? Я ведь бросила школу.
— Роза...
Я вскинула руку, останавливая его и удивляясь собственной
решимости.
— Хватит. Ты сказал, тебя наняли, чтобы доставить меня
обратно, и не твое дело, что я буду делать потом.
По крайней мере, я на это надеялась. В Академии были люди,
которые жаждали моего возвращения. Скоро я окажусь там. Они победили. Услуги
Эйба больше не требовались.
Тем не менее, расставаясь со мной, он почему-то не выглядел
счастливым. Глядя на взлетающий самолет, он вздохнул.
— Тебе пора идти, иначе опоздаешь на свой рейс.
— Спасибо тебе за... — За что? За помощь? — За все.
Я повернулась, но он коснулся моего плеча.
— Другой одежды у тебя с собой нет?
Мои тряпки были разбросаны по всей России. У одной
девушки-алхимика оказались подходящие туфли, джинсы и свитер, а все остальное я
собиралась приобрести в США.
— Мне больше ничего не нужно.
Эйб дугой выгнул бровь, посмотрел на одного из своих стражей
и сделал еле заметный жест в мою сторону. Тот моментально снял куртку и
протянул ее мне. Парень был тощий, но она все равно была велика.
— Нет, не нужно...
— Возьми ее, — приказал Эйб.
Я взяла ее, и потом, к полному моему потрясению, Эйб начал
сматывать со своей шеи шарф, один из самых шикарных: кашемировый, сотканный из
множества нитей ярких оттенков — более уместный где-нибудь на Карибах, чем здесь
или в Монтане. Я запротестовала, но выражение его лица заставило меня
смолкнуть. Я накинула шарф на шею и поблагодарила его, задаваясь вопросом,
доведется ли нам когда-нибудь встретиться снова. Однако спрашивать об этом не
стала, испытывая отчетливое ощущение, что он мне ничего не скажет.
Когда тридцать часов спустя я наконец приземлилась в Мизуле,
то знала точно — у меня не возникнет желания лететь куда бы то ни было в
ближайшее время... ну, скажем, ближайшие лет пять. Может, десять. Без багажа я
быстро прошла в аэропорт. Эйб послал сообщение о моем прибытии, но я понятия не
имела, кого отправят встречать меня. Скорее всего, Альберту, думалось мне,
главу стражей Академии. Или, может, мою мать. Я никогда не знала, где она
находится в данный момент, и внезапно мне — правда-правда — ужасно захотелось
увидеться с ней. Логично, если бы отправили ее, верно?
